Страшные истории. Городские и деревенские (сборник). Таинственная страшная история про заброшенную деревню пегасово Страшные истории в брошенных деревнях

Дело было в конце 80-х, мама Ани работала в каком-то архитектурном бюро (не буду врать как оно правильно называлось, да это и неважно), в общем они занимались реставрацией памятников архитектуры. Старшая сестра Ани Маша была профессиональным художником-реставратором, работала большей частью в Храмах и монастырях. Мать с дочерьми разъезжали по всей стране, по самым различным уголкам нашей необъятной Родины. То Церковь во Владимирской области реставрируют, то собор в Суздале. Анюта, совсем еще маленькая, при маме и старшей сестре всегда под присмотром, всегда в безопасности.

Скажу, что семья эта хоть и занималась благороднейшим делом, но особо верующей не была, на тот момент. .

И вот однажды занесло их в забытое Богом место, где-то на Смоленщине, уже на границе с Белоруссией. Старая еле живая деревенька, одна центральная улочка, да десяток домов, лес, речка и огромный ров (вроде как там раньше Днепр протекал, да пересох).

Была там и маленькая церквушка начала 17 века, старинные потемневшие от времени иконы, восковые свечи источающие неописуемый аромат.. Маша с мамой целыми днями проводили в церкви за работой, маленькая Аня, уже довольно самостоятельная девочка, гуляла вольно по деревне в окружении пасущихся коз и дворовых собак.

Поселили приезжих на окраине, в доме председателя и как-то странно, вроде в шутку, предупредили: «После захода солнца не шляйтесь по деревне и дитё одно не пущайте!».

Семья городская, в предрассудки не верит, но после первого рабочего дня, возвращаясь домой, женщины обратили внимание, что с появлением сумерек деревня будто вымерла. Ставни плотно закрыты, на калитках засовы, ни одной живой души, только дворовые собаки поскуливают в своих будках.

Местные оказались не словоохотливы и не распространялись особо о причинах комендантского часа. Жизнь, мол, деревенская, рано ложимся — рано встаем. Но жена председателя очень милая и сердобольная женщина так прикипела к Анюте, что без лишних разговоров с заходом солнца сама запирала непоседливого ребенка дома. Мама с Машей часто встречали девочку зареванную и жалующуюся, что гулять не дают, дома запирают.

«Все ради её блага, нечего малышу такому по деревне в темноте шататься!» — оправдывалась председательша. Но повторюсь, непоседливая Анька орала и требовала свободы, в результате чего мать сдалась и запретила запирать её дома — «Пусть гуляет рядышком до нашего возвращения».

Реставрационные работы были в самом разгаре и вот однажды женщины возвращались домой уже совсем поздно. В деревне тишина, темнота, хоть глаз выколи, и на завалинке Ани не видно. Не было её и дома, бросились искать, прошерстили всю деревню вдоль и поперек, безрезультатно. Растолкали председателя, притащили фонари и пошли по домам.

Открывали неохотно, пожимали плечами и как-то обреченно отводили глаза. «Сами виноваты, сказано было не пущать ребенка по темноте шастать» «Да в чем же дело?! — взмолилась мать — что происходит, чего вы боитесь?!» «Ищите в овраге» — все что удалось узнать у местных перепуганным женщинам.

Побежали к оврагу, собралось человек 10, мужики с вилами, как полагается, и фонарями. Но у края оврага все остановились. «Дальше сами, дитё ваше — дело ваше». Не надо объяснять шоковое состояние матери Анюты, взрослые деревенские мужики отказались спускаться в овраг, что же там на дне, и что с ребенком если он там.

Мать Анюты вместе со старшей дочерью бросились вниз сквозь бурелом, почти на ощупь, по склону в полной темноте. Кричали, светили тоненькими лучами фонариков, чей свет безнадежно проглатывала абсолютная темнота. Уже на полпути снизу раздалось приглушенное шипение, будто десяток кошек разом вздыбились и произвели эту страшную какофонию.

Маша первая достигла дна, она встала как вкопанная и в ужасе закричала. Картина которая ей открылась парализовала её, голос сорвался и она потеряла сознание. Мать девочек бросилась вперед и наконец увидела свою пропавшую дочь. Лунный свет слегка отражался от маленького ручейка на дне оврага, но этого света было достаточно чтобы осветить две фигуры примерно одного роста.

Аня тихо и медленно шла ведомая за руку низеньким сгорбленным существом с длинными руками и кривыми ногами. Существо опасливо озиралось и шипело. Глаза светились как у кота, а длинные пальцы на руках заканчивались острыми когтями. В лунном свете кожа существа отливала голубоватым цветом с небольшими темными прожилками и пятнами по всему телу. Девочка двигалась, не оказывая видимого сопротивления, глаза её были закрыты.

С криком мать бросилась к ребенку и схватив Анюту за руку потянула на себя. Существо оскалилось, обнажив острые короткие зубы, зашипело с новой силой, но девочку не отпустило. Завязалась борьба, мать тянула ребенка на себя, а существо, чья сила явно уступала яростному напору разъяренной матери, пятилось, скользило на глинистому дну и цепко держало несчастного ребенка.

Сверкая глазами и клацая челюстями существо перешло на рык и схватило Анюту уже двумя лапами. Наконец мать увидела, куда именно существо тащит свою добычу. На противоположной стороне высохшей реки в зарослях виднелась старая кирпичная кладка, в ней темнела нора. Из последних сил мать дернула дочь на себя и существо наконец отцепилось. Как только девочка оказалась в руках матери, она издала протяжный стон и осела на землю.

Тут подоспела пришедшая в себя Маша, они с матерью схватили ребенка и бросились вверх прочь из оврага. Существо внизу продолжало шипеть и скулить, оно то подбегало ближе, то боязливо отступало. Мать громко звала на помощь и видимо эти крики и близость людей отпугивали тварь, в конце концов еще немного покрутившись на дне, оно скрылось в зарослях у кирпичной кладки.

Наверху женщин и обессиленного ребенка приняли местные, в полной тишине они проводили мать с дочерьми к дому председателя и как ни в чем не бывало разбрелись по домам. В освещенной комнате Анюта наконец пришла в себя, она тихонько всхлипывала и жаловалась на дурной сон, рука девочки, та самая, за которую держалось существо, была вся в крови, глубокие порезы воспалились и жутко болели. Всю ночь Аня провела в бреду, раны промыли и перевязали, только на заре она заснула.

Жена председателя потихоньку от мужа рассказала, что раньше частенько по ночам из деревни пропадали животные, их обглоданные трупы находили на дне оврага. А когда пропал малолетний сын местного пьянчужки, все сговорились и с заходом солнца стали запирать двери и окна домов до рассвета. Мальчика так и не нашли, по большей части его и не искали, деревенские наотрез отказались спускаться в овраг, а убитый горем отец просидел всю ночь на краю, так и не решившись идти один.

Говорят, что услышав ночью шипение во дворе дома, можно сквозь ставни разглядеть маленькое неуклюжее существо шатающееся по деревне в бесплотных попытках найти пропитание. Оно гуляет всю ночь по дворам, заглядывает в собачьи будки и гонимое воем и лаем перепуганных животных утром исчезает в овраге.

P.S.
Шрамы на руке Ани видела своими глазами.
Название местности не помню, слышала эту историю когда сама еще в школе училась.
Имена девочек изменила.

Жила в одной деревне женщина, Варварой ее звали, которую все считали дурочкой блаженной. Нелюдимой и некрасивой она была, и никто даже не знал, сколько ей лет, - кожа вроде бы без морщин, гладкая, а вот взгляд такой, словно все на свете уже давно бабе опостылело. Впрочем, Варвара редко фокусировала его на чьем-нибудь лице - она была слишком замкнутой, чтобы общаться даже глазами. Самым странным оказалось то, что никто не помнил, как она в деревне появилась.

После войны перепуталось всё, многие уехали, чужаки, наоборот, приходили, некоторые оставались насовсем. Наверное, и эта женщина была из числа таких странников в поисках лучшей участи. Она заняла самый крайний из пустовавших домов, у леса, совсем ветхий и маленький, и за десяток-другой лет довела его до состояния полного запустения. Иногда сердобольный сосед чинил ей крышу, а потом бубнил в прокуренные усы: никакой, мол, благодарности, у нее дождевая вода с потолка в подставленный таз барабанила, я все сделал, стало сухо, а эта Варвара мало того, что «спасибо» не сказала, так даже и не глянула в лицо.

Никто не знал, на что она живет, чем питается. Она всегда ходила в одном и том же платье из дерюжки, подол которого отяжелел от засохшей грязи. В одном и том же - но пахло от нее не густым мускусом человеческих выделений, которые не смывают с кожи, а подполом и плесенью.

И вот однажды, в начале шестидесятых, один из местных парней, перебрав водки, вломился к ней в дом - то ли его подначил кто-то, то ли желание абстрактной женственности было таким сильным, что объект уже не имел значения. Майская ночь тогда стояла тихая, ясная, полнолунная, с густыми ароматами распустившихся трав и проснувшимися сверчками - а до того всем селом отмечали Победу, играл гармонист, пахло пирогами, пили-ели-гуляли. Парня звали Федором, и шел ему двадцать пятый год.

Вломился он в дом Варвары, и уже сразу, в сенях, как-то не по себе ему стало. В доме был странный запах - пустоты и тлена. Даже у деревенского алкоголика дяди Сережи в жилище пахло совсем не так, хоть и пропил он душу еще в те времена, когда Федор младенцем был. У дяди Сережи пахло теплой печью, крепким потом, немытыми ногами, скисшим молоком, сгнившей половой тряпкой - это было отвратительно, и все же в какофонии зловонных ароматов чувствовалась пусть почти деградировавшая в существование, но все-таки еще жизнь. А у Варвары пахло так, словно в дом ее не заходили десятилетиями, - сырым подвалом, пыльными занавесками и плесенью. Федору вдруг захотелось развернуться и броситься наутек, но как-то он себя уговорил, что это «не по-мужски». И двинулся вперед - на ощупь, потому что в доме мрак царил - окна были занавешены от лунного света каким-то тряпьем.

Ткнулся выставленными вперед руками в какую-то дверь - та поддалась и с тихим скрипом отворилась. Федор осторожно ступил внутрь, несильно ударившись головой о перекладину, - Варвара была ростом невелика, и двери в доме - ей под стать. Из-за темноты Федор быстро потерял ориентацию в пространстве, но вдруг кто-то осторожно зашевелился в углу, и животный ужас, какой на большинство людей наводит тьма в сочетании с незнакомым местом, вдруг разбудил в парне воина и варвара. С коротким криком Федор бросился вперед.

Многие вообще были уверены, что чудачка из крайнего дома онемела еще в военные годы, да так и не пришла в себя.

Она протянула руку к окну, отдернула занавесь, и Федор наконец увидел ее - в синеватом свете луны ее спокойное уродливое лицо казалось мертвым.

Она не сопротивлялась, и это спокойствие придало ему сил. «Наверное, сама об этом мечтает, рада до смерти и не верит счастью своему, - подумал он. - Мужика-то, поди, уже лет двадцать у нее не было, если не больше».

Варвара вся была окутана каким-то тряпьем, точно саваном. Федор вроде бы расстегнул верхнюю кофту, шерстяную, но под ней оказалась какая-то хламида, а еще глубже - что-то, похоже, нейлоновое, скользкое и прохладное на ощупь. В конце концов, разозлившись, он рванул тряпки, и те треснули и едва не рассыпались в прах в его ладонях. Варвара же лежала все так же молча, вытянув руки по швам, как покойница, которую готовили к омовению. Глаза ее были открыты, и краешком сознания Федор вдруг отметил, что они не блестят. Матовые глаза, как у куклы.

Но в крови уже кипела вулканическая лава, желающая излиться, освободив его от огня, и ему было почти все равно, кто отопрет жерло - теплая ли женщина, послюнявленный ли кулак или эта серая кукла.

Грудь Варвары была похожа на пустые холщовые мешочки, в которых мать Федора хранила орехи, собранные им в лесу. Не было в ее груди ни полноты, ни молочной мягкости, а соски напоминали древесные грибы, шероховатые и темные, прикасаться к ним не хотелось.

В тот момент сознание Федора словно раздвоилось: одна часть не понимала, как можно желать это увядшее восковое тело - страшно же, противно же, а другая, как будто околдованная, лишь подчинялась слепой воле, порыву и страсти. Коленом он раздвинул Варварины бедра - такие же прохладные и сероватые, будто восковые, и одним рывком вошел в нее - и той части сознания Федора, которой было страшно и противно, показалось, что плоть его входит не в женщину, а в крынку с холодной ряженкой. Внутри у Варвары было рыхло, холодно и влажно.

И вот, излив в нее семя, Федор ушел, по пути запутавшись в штанах. Он чувствовал себя так, словно весь день пахал на вырубке леса, но списал эту слабость и головокружение на водку. Прибрел домой и, не раздеваясь, завалился спать.

Всю ночь его мучили кошмары. Снилось, что он идет по деревенскому кладбищу, между могилок, а со всех сторон к нему тянутся перепачканные землей руки. Пытаются за штанину ухватить, и пальцы у них ледяные и твердые. В ушах у него стоял гул - лишенные сока жизни голоса умоляли: «И ко мне… И ко мне… Пожалуйста… И ко мне…»

Вот на дорожке пред ним появилась девушка - она стояла, повернувшись спиной, хрупкая, невысокая, длинные пшеничные волосы раскиданы по плечам. На ней было свадебное платье. Федор устремился к ней как к богине-спасительнице, но вот она медленно обернулась, и стало ясно - тоже мертва. Бледное лицо зеленоватыми пятнами пошло, некогда пухлая верхняя губа наполовину отгнила, обнажив зубы, в глазах не было блеска.

Ко мне… ко мне… - глухо твердила она. - Подойди… Меня нарочно хоронили в свадебном… Я тебя ждала…

Проснулся Федор от того, что мать плеснула ему в лицо ледяной воды из ковшика:

Совсем ополоумел, пьянь! Упился до чертей и орал всю ночь, как будто у меня нервы железные!

Прошло несколько недель. Первое время Федор никак не мог отделаться от ощущения тоски, словно бы распростершей над ним тяжелые крылья, заслоняя солнечный свет. Пропали аппетит, желание смеяться, работать, дышать. Но постепенно он как-то оправился, пришел в себя, снова начал просить у матери утренние оладьи, поглядывать на самую красивую девицу деревни, Юленьку, с длинными толстыми косами и чертями в глазах.

С Варварой он старался не встречаться, впрочем, это было нетрудно - она редко покидала свои дом и палисадник, а если и выходила на деревенскую улицу, то жалась к обочине и смотрела на собственные пыльные калоши, а не на встречных людей.

Постепенно странная ночь испарилась из памяти - и Федор даже не вполне был уверен в ее реальности. Его сознание какой-то снежный ком слепило из реальных фактов и воспоследовавших ночных кошмаров, уже и не понять: что правда, а что - страшный образ, сфабрикованный внутренним мраком.

Сергей жил в деревне. Это была обычная деревенька, ничем не выделялась, как и многие деревни на просторах нашей страны. Ничего странного и непонятного, но такого притягательного, что бывает в деревнях, в этой не наблюдалось. Рядом не было заброшенного кладбища, в реке, что рядом с деревней, никто практически не тонул, да и в лесу народ не пропадал, ну разве что по собственной глупости. Да и помещик Ветлинский, которому эта деревня принадлежала во времена крепостного права, особо над крестьянами не измывался. В общем, среднестатистическая деревня получилась, ну чем-то даже скучная. Даже жители этой деревни были тихи и приветливы.

Серёгу всё это спокойствие всегда напрягало. С 14 лет он увлекался ужастиками и мистическими рассказами. Именно поэтому, после окончания института, Серёга переехал жить в деревню, поближе ко всей этой мистике. Ведь всем известно, что всё самое необъяснимое происходит в деревнях, и чем дальше от города они находятся, тем лучше. Результат не оправдал надежд, но изменить уже ничего было нельзя. Серёга продал свой дом в городе, оставшийся ему от покойных родителей, чтобы купить сельский дом. Дом был добротный, двухэтажный, с резным коньком на крыше. Но в таком красивом и тихом месте Серёга медленно, но верно усыхал. Жизнь его приобрела рутинный образ. Днём работа, вечером огород, ночью сон. И так каждый день. Но в мечтах Серёга до сих пор сражался с колдунами и упырями и неизменно выходил победителем, помогал местным жителям справляться с духами и многое другое. Жил Серёга в мечтах. Но со временем Серёга стал замечать, что-то неладное есть в этой деревне. Приветливые и улыбающиеся днём его соседи с приближением вечера становились какими-то угрюмыми, нервными, а порой даже агрессивными. Первое время Серёга не обращал на это внимание. Слишком занят был.

Случилось это поздним вечером, когда на небе уже видны звёзды, но ещё вполне можно видеть без помощи фонаря. Серёга как обычно возвращался из поселкового магазина, он частенько наведывался туда, чтобы купить продуктов, но в основном это были сигареты. Когда он проходил мимо дома бабы Любы, семидесяти восьмилетней старушки, которую знала вся деревня, то увидел странную картину. Бабка, с распущенными волосами, в одной длинной, до пяток, рубахе, кружила по огороду, держа в руках огромный жбан, из которого иногда плескала какой-то с виду абсолютно чёрной жидкостью. Серёга остановился и стал смотреть, что будет дальше. Действительно со стороны смотрелось это смешно, а ещё что-то подсказывало Серёге, что не просто так эта бабка носится по огороду. Увлечённая своей пляской, бабка не обращала внимания на то, что происходило вокруг неё. И когда она выделывала очередное па этого странного танца, луна, которая уже появилась на небе, стала светить ей в лицо. От испуга Серёга выронил сигарету. Глаза бабки горели ровным, бледно-желтым огнём. Из ступора его вывело то, что бабка тоже заметила, что за ней наблюдали, и довольно резко побежала со своего участка к Серёге. Он же рванул со всех ног домой, боясь повернуться, перед глазами стоял образ этой старухи.

Забежав в дом и закрыв за собой дверь не только на нижний замок, но и на щеколду, он сразу сполз на пол, впрочем, моментально отполз подальше от двери. В голове вертелась одна мысль. Ведьма. Эта бабка - ведьма. А то, что он видел, это был какой-то ритуал. Значит, эта старуха теперь не даст ему житья. Отойдя от первого шока, Серёга встал и боязливо смотря на дверь и окна, пересел на диван. В нём боролись два чувства, страх и эйфория. Не зря он убил пять лет своей жизни в этой деревне. Все его самые смелые мечты захлестнули его. Он будет сражаться с нечистью, как он и хотел. Позже, уже сидя на кухне и попивая чай, Серёга представлял, как он это будет делать. Он был дома, в безопасности, а значит, что ему сделает эта старуха, по крайней мере, пока он был у себя дома. Вдруг в дверь легонько постучали, вся Серёгина уверенность разом куда-то пропала. Подойдя к двери и храбрясь, изо всех сил он спросил: "Кто там?" В ответ он ничего не услышал. Вот только постучали уже в окно. Резко подбежав к нему и отдёрнув занавеску, он опять-таки никого за ним не обнаружил. А стук раздавался уже в нескольких местах его дома. Серёгу захлестнула волна дикого страха, к такому он не был готов. Он всегда считал, что дом это самое безопасное место. Даже такое лёгкое вмешательство в спокойствие дома пошатнуло его веру в собственную неприкосновенность. И вдруг он услышал голос, который мягко, но в приказном тоне заставил его открыть дверь. За дверью стояла эта старуха. Но изо рта её торчали два длинных, как у кабана, клыка, а лицо было бледным-бледным. Против своей воли, но по указанию голоса, который звучал в его голове, он сделал несколько шагов в её сторону, уже представляя, каким образом эта старуха его убьёт. Но старушка, вопреки всем ожиданиям, просто взяла его за руку и повела по ночной улице, а за их спинами один за другим гасли фонари.

Нашли Серёгу мёртвым у себя дома следующим утром. Он сидел за столом перед бутылкой водки и переполненной сигаретными окурками пепельницей. Все видевшие его отметили, что был он невероятно спокоен. Глаза его были закрыты, а на лице не было ни одной морщины. Лёгкая смерть. Когда все стояли на улице перед его домом и обсуждали его кончину, кто-то с иронией вспомнил, что Серёга мечтал столкнуться с чем-нибудь потусторонним. Теперь уж никогда не встретится. На что баба Люба сказала: "А может и встретился, да совладать не смог, негоже это с нечистью играться". Похоронили Серёгу на кладбище, а так как родственников у него в деревне не было, то ухаживала за могилой всё та же баба Люба.

Новость отредактировал Claire Fontaine - 16-07-2013, 12:44

Когда я ещё была неразумным дитём, меня каждое лето (а частенько и зиму) вывозили в деревню на свежий воздух. Эти вывозы я воспринимала по-разному: когда с охотой ехала, а бывало, искала повод остаться в городе. Уже тогда деревенька моя потихоньку вымирала: пол-улицы пустых домов было, причем, большинство освободилось на моей памяти. Зато раздолье: иди куда хочешь, можно за день никого и не встретить.

Деревенским жителям мистика как-то ближе, нежели горожанам. В каждой сайт деревне существуют всевозможные легенды о колдуньях, домовых, привидениях и иже с ними. Хочу поведать несколько историй моей родной деревни.

1) Яблоневый сад. Эта мистическая история произошла с моим дедушкой. Детство у него пришлось на военные годы. Время, ясное дело, было тяжёлое, ну а дети — они всегда дети. И сейчас популярна забава «Залезь в чужой сад, пока никто не видит». Всем известно, что нет в мире яблок слаще, чем у соседа.

Так вот, мужика, чей сад они вознамерились почтить своим присутствием, в деревне считали колдуном. Как выражается дед: «Слово он какое-то знал». Набрали они яблок и пошли обратно. Только куда ни повернут, везде то стена, то глухой забор, то заросли непролазные. Тут кто-то из них посоветовал остальным ворованные яблоки бросить. И сразу же наткнулись на калитку, хотя мимо этого места несколько сайт раз уже прошли. Выйдя на улицу, недосчитались своего товарища, попытки найти его успехом не увенчались. Объявился пропавший только под вечер: оказалось, не бросил он яблоки вместе со всеми, плутал по саду, а как бросил, так и выход нашёл.

2) Что ж вы меня живую-то похоронили? О погребённых заживо историй вагон и маленькая тележка. Вот ещё одна. Умерла где-то в деревне девушка. Отчего умерла, я не знаю. Похоронили её. И как только мать заснёт, так снится ей умершая дочь. Плачет и спрашивает: «Что ж вы меня живую-то похоронили? На что так осерчали?». Не выдержало материнское сердце, уговорила она людей могилу раскопать (в деревне с этим проще, не надо было разрешение на эксгумацию получать, а может, и тайком копали). От увиденного матери явно не стало легче. Девушка лежала на животе с содранными ногтями и сайт перекошенным лицом.

Была у нас там одна «достопримечательность», о которой мы с товарищами любили рассказывать страшилки: пепелище на месте одного дома. Жила там женщина, любившая выпить, зимой и сгорела. Помню, приехала я на лето, мне сразу и докладывают: «У нас Маня (имя изменено) сгорела!». История её смерти со временем обрастала всё новыми и новыми подробностями. Кто говорил, что она уснула пьяная, не заметила, как из печки уголёк выскочил, и задохнулась в дыму. Другие считали, что женщину убили собутыльники (не то зарезали, не то повесили) и, чтобы скрыть преступление, устроили поджог. А кто-то утверждал, что якобы Маню живьём сожгли и дверь снаружи подпёрли. «Да нет», — спорили с ними, — «её балкой придавило!». В общем, тёмная история. Сгорел дом дотла. И это при том, что рядом ещё несколько домов. Никто не сайт видел, как пожар начался.

Раз ходил дед по делам, и я с ним увязалась. Встретился знакомый, стали разговаривать и говорит он:

— А я пить бросил.

— Чего так? — Дед спрашивает.

— Да Маню видел. Иду мимо пепелища, гляжу: стоит, смеётся. И ведь трезвый был.

Надо сказать, я ему не поверила. Я всегда скептиком была (да и осталась), пока сама не увижу — не поверю. Не поверила и своим приятелям, которые убеждали, что видели на пепелище висящий на верёвке обгоревший труп.

Всё говорила:

— Если не врёте, то покажите.

— Да его там уже нет, мы вчера видели! — Оправдывались они.

— Может, собаку кто повесил да сжёг? — Предположила бабушка.

— Нет. Человек это, Маня. Человек висит так, а собака — так, — показывает (тоже мне, знатоки нашлись).

Потом начали сайт рассказывать, что над пепелищем по вечерам белый голубь летает (голубей поблизости никто не держал, а сизари водились в основном на току), и гарью время от времени воняет.

После этих слов я и отправилась тайком на пепелище. Не знаю, что я хотела там найти и что кому доказать. Просто мой мозг отказывался верить в ходящую по белу свету покойницу. Добиралась задами, чтобы им на глаза не попасться (рядом с пепелищем они жили).

Запах гари и вправду чувствовался (это через несколько-то лет). Я палки горелые даже пообнюхивала — нет, не от них пахло. Да мало ли что жечь могут в деревне? Зато обнаружила гнездо покрикухи, а её в темноте можно с голубем и перепутать. Рассказала об этой своей находке бабушке.

— А может, это она и есть, — говорит, — слышишь, как надрывается: «Водички. сайт Водички». – И, обращаясь к птице, — вон кадушка стоит. Лети, пей!

Когда мне было лет пятнадцать, мы поехали гостить к деду в деревню с родителями и братом. Как всегда нас встречали весело и добродушно, щедрым деревенским столом. Картошечка, огурчики, водочка. Нет-нет, не думайте, что я тогда напилась и мне все, что я расскажу ниже, мерещилось. Ни капли алкоголя на тот момент в своей жизни я еще не пробовала.

Дед подпил и стал рассказывать о войне. Как воевали они с друзьями и родными. Одна из историй была такой. Бежал отряд бойцов на врага. Бежал дед и рядом с ним друг, летела мина, и разрубило пополам ее осколками друга, находящегося рядом. Верхняя часть тела упала, а нижняя по инерции продолжала бежать. Было очень жутко наблюдать за такой картиной.

На меня, на подростка, с еще неустойчивой психикой, тогда очень произвел впечатление этот рассказ. С детства, и до сей поры я боюсь темноты. И тогда, после всех этих историй, я попросила маму лечь спать рядом со мной. Да, смешно, но ничего не могла с собой поделать. Мама посмеялась и согласилась. Ночью я резко проснулась, как-будто кто-то толкнул меня. Мамы рядом не было. Ну ладно, подумала я, наверно ушла в туалет. Как все знают, деревенские туалеты находятся на улице. Лежала, пыталась уснуть, что было безуспешным. Было темно, хоть глаз выколи, и я вглядывалась в эту темноту. Вдруг, я услышала шорохи. Напротив моей кровати стоял комод с зеркалом. Шум доносился оттуда. Я посмотрела на комод и, о ужас, на комоде находилась верхняя половина тела того бойца, убитого осколком мины, о котором рассказывал дед. Призрак смотрел на меня. Я зажмурила глаза и накрылась одеялом. Опять услышала звук. Потихоньку стала выглядывать из-под одеяла. То, что я увидела, было жутким. Нижняя часть тела бежала прямо на меня и растворилась в пространстве возле кровати, на которой я находилась.

Я соскочила с кровати и побежала в соседнюю комнату, где отдыхал мой старший брат. Я стала судорожно будить его. «Игорь, Игорь, я проснулась, а мамы нет рядом, мне страшно, пошли ее искать», - шептала я ему. Брат проснулся, начал успокаивать, сказал, что мы подождем какое-то время и пойдем искать. Я притихла и стала ждать. Прошло так минут десять. Брат молчал и я тоже. Я разглядывала белую стену. Увидела темный велосипед, подпертый к стене. «Странно, ведь этого велосипеда я не видела днем, а ведь здорово, можно было бы покататься на следующее утро», - подумала я. Захотелось потрогать. Я протянула руку к двухколесному коню, и была ошарашена, он испарился, остался только какое-то белое облако. Я повернулась к брату, стала вглядываться ему в лицо. Брат смотрел на меня и молчал. Вдруг резко поднялся ко мне, я попыталась его оттолкнуть, но он тоже испарился. Я схватила Игоря за плечи, оказалось, он уснул. Я перепугано трясла его и приговаривала «проснись, проснись».

Игорь переполошился. Он не понимал мотивов моего поведения и страха. Устало и обиженно, что его разбудили, братишка согласился пойти поискать маму на улице возле туалета. Мы тихонько, чтоб никого не разбудить, пробирались по коридору к выходу на улицу. Я держала Игорька за руку и боялась, что он куда-нибудь убежит от меня. Ни с того ни с сего, резко, как закричат из другой комнаты: «Вы куда собрались среди ночи?» Мы оба подскочили. Старший брат и я были напуганы до смерти от неожиданной реплики. Это была мама. Потом мы долго смеялись над этой ситуации, как здоровый мужчина (мой брат) и я среди ночи шарохались по дому. Как оказалось, ночью, когда мама спала рядом со мной, не могла уснуть, потому что я сильно храпела. Поэтому ушла в другую комнату, чтобы спокойно выспаться.