Бунин солнечный удар жанр произведения. Рассказ "Солнечный удар" (1925). Список использованной литературы
Рассказ "Солнечный удар" (1925)
Рассказ, напечатанный в "Современных записках" в 1926 г., стал одним из самых примечательных явлений прозы Бунина 1920-х гг. Смысловым ядром повествования, внешне напоминающего эскизную зарисовку краткого любовного "приключения", становится глубинное постижение Буниным сущности эроса, его места в мире душевных переживаний личности. Редуцируя экспозицию и рисуя с первых же строк внезапную встречу героев (так и не названных пи разу по имени), автор заменяет логику событийного ряда россыпью психологически насыщенных деталей окружающего природно-предметного бытия - от "тепла и запахов ночного летнего уездного города" до характерного "волжского щегольства" подплывающего к пристани парохода. Взаимное притяжение героев оказывается здесь вне сферы традиционной психологической мотивации и уподобляется "сумасшествию", "солнечному удару", воплощая надличностную, иррациональную стихию бытия. На место поступательной сюжетной динамики выдвигается "миг", решающее мгновение жизни героев, изображение которого предопределяет дискретность повествовательной ткани. В "миге" любовной близости поручика и его спутницы перекидывается мост сразу между тремя временными измерениями - мгновением настоящего, памятью о прошлом и интуитивным провидением будущего:
"...Оба так исступленно задохнулись в поцелуе, что много лет вспоминали потом эту минуту: никогда ничего подобного не испытал за всю жизнь ни тот, ни другой".
Здесь важен акцент на субъективно-лирическом переживании времени. В прозе Бунина уплотнение хронотопических форм позволяет с учетом психологических открытий новейшей эпохи передать синхронность внутренних переживаний (в отличие от толстовской "диалектики"), высветить не выявленные, бессознательные пласты душевной жизни. Этот "миг" телесного сближения, одухотворенного и душевным чувством, становится кульминацией рассказа, от него тянется нить к внутреннему самопознанию героя, его прозрениям о сущности любви.
Переосмысляя реалистические принципы психологизма, Бунин отказывается от развернутых внутренних монологов персонажей и активно использует косвенные приемы раскрытия душевных импульсов через пунктир "внешней изобразительности". Сам образ "незнакомки" дан через отрывистые метонимические детали: это прежде всего основанные на синестезии портретные штрихи ("рука пахла загаром", "запах ее загара и холстинкового платья"). Вообще в культуре Серебряного века женский образ приобретает особую весомость, становясь воплощением тайных сплетений душевной жизни, особой чувствительности к вселенским силам эроса (философские идеи В. С. Соловьева о Софии, контекст поэзии символистов, загадочная аура, окружающая многих героинь Бунина, Куприна и др.)-Однако у Бунина этот образ, как и живописание любви в целом, далек от символистских мистических "туманов" и прорастает из конкретики чувственного бытия, манящего своей непостижимостью.
От телесного упоения герой рассказа постепенно приходит к "запоздалому" осознанию "того странного, непонятного чувства, которого совсем не было, пока они были вместе, которого он даже предположить в себе не мог..." Любовное переживание приоткрывает поручику подлинную "цену" всего прожитого и пережитого и преломляется в новом видении героем внешнего мира. Это то "счастливое", бесконечно дорогое, что начинает распознавать он в звуках и запахах уездного волжского города, то "безмерное счастье", которое его преображенная душа ощущает "даже в этом зное и во всех базарных запахах".
Однако "безмерность" любовного восторга, того, что "необходимее жизни", антиномично соединяется в прозе Бунина с неизбывным ощущением несовместимости этой онтологической полноты с "будничными" проявлениями действительности. А потому и впечатление от службы в соборе, "где пели уже громко, весело и решительно, с сознанием исполненного долга", и вглядывание в обычные изображения людей на фотографической витрине наполняют душу героя болью:
"Как дико, страшно вес будничное, обычное, когда сердце поражено... этим страшным "солнечным ударом", слишком большой любовью, слишком большим счастьем!"
В прозрении персонажа и есть сердцевина трагедийной бунинской концепции любви чувства, приобщающего человека к вечности и катастрофично выводящего его за пределы земного мироощущения и пространственно-временных ориентиров. Художественное время в рассказе - от "мига" любовной близости героев до описания чувств поручика в финале - глубоко нехронологично и подчинено общей тенденции к субъективации предметно-изобразительных форм: "И вчерашний день и нынешнее утро вспомнились так, точно они были десять лет тому назад".
Обновление повествовательной структуры проявляется в рассказе не только в редукции экспозиционной части, но в значимости лейтмотивных композиционных принципов (сквозные образы города, данные глазами героя), ассоциативных ходов, стоящих над причинно-следственным детерминизмом. В книге "О Чехове" Бунин вспоминал об одном из ценнейших для себя чеховских советов: "По-моему, написав рассказ, следует вычеркивать его начало и конец".
Финальный волжский пейзаж в "Солнечном ударе" соединяет реалистическую достоверность с символической обобщенностью образного ряда и, ассоциируясь с "огнями" кульминационных мгновений личностного бытия персонажа, придает рассказу онтологическую перспективу:
"Темная летняя заря потухала далеко впереди, сумрачно, сонно и разноцветно отражаясь в реке, еще кое-где светившейся дрожащей рябью вдали под ней, под этой зарей, и плыли и плыли назад огни, рассеянные в темноте вокруг".
Экспрессия пейзажных образов таинственного "волжского мира" в рассказе усиливается в затаенном ностальгическом чувстве автора об утраченной навсегда России, сохраняемой силой памяти и творческого воображения. В целом образ России в эмигрантской малой прозе Бунина ("Божье древо", "Косцы"), а также в романе "Жизнь Арсеньева", не теряя живой предметности, насыщается горестно-пронзительным лирическим чувством.
Таким образом, в рассказе "Солнечный удар" явлено художественное совершенство писателя в осмыслении иррациональных глубин души и тайны любви, что проявилось в характерном для русской и зарубежной прозы XX в. обновлении форм психологизма, принципов сюжетно-композиционной организации. Соприкасаясь со многими модернистскими экспериментами в данной сфере, Бунин с его интересом к "земным" корням человеческого характера, конкретности обыденной жизни наследовал вершинные достижения реалистической классики.
Мы подготовили для вас цикл уроков под общим названием «Навигатор». Они помогут вам лучше понять произведения русской литературы и сориентироваться в материалах, посвящённых этому произведению и размещённых в открытом доступе в интернете.
Предлагаю поговорить о рассказе И.А. Бунина «Солнечный удар».
Рассказ И.А. Бунина «Солнечный удар» (полностью вы можете прочитать его здесь: текст) был написан в начале XX века. Многие явления и предметы того времени уже исчезли из нашей жизни, однако сами события могли произойти где угодно и когда угодно.
Если хотите подумать о проблемах, которые затрагивает автор в рассказе и которые волнуют человечество на протяжении веков, загляните в .
Рассказ о случайной, внезапно вспыхнувшей любви и перевороте в человеческом восприятии не оставляет равнодушным ни современников писателя, ни нас, живущих сто лет спустя. В разделе мы предлагаем вам узнать, что думают о «Солнечном ударе» критики и филологи. Эти материалы помогут вам для ответа на уроке, при написании сочинения, будут полезны при подготовке к экзаменам и, конечно, дадут вам ключи к пониманию текста. Также рекомендуем передачу Игоря Волгина «Игра в бисер» (о сборнике «Тёмные аллеи») , где собеседники ведущего обсуждают цикл рассказов и бунинскую концепцию любви. Увидеть, как идея рассказа передается средствами кинематографа, вы сможете, перейдя во вкладку .
Если вам интересно, кто из писателей размышлял над подобными вопросами, с кем Бунин вольно или невольно вступил в творческий диалог, зайдите в раздел . А тем из вас, кому понравился «Солнечный удар» и кто с удовольствием прочитал бы что-то похожее по стилю и атмосфере, советуем посмотреть вкладку .
Непростая жизнь Ивана Алексеевича наложила отпечаток на его произведения, но несмотря ни на что, тема любви красной полосой проходит через всё его творчество.
В 1924 году Бунин начал писать цикл произведений, которые были весьма тесно связаны между собой. Это были отдельные рассказы, каждый из которых был самостоятельным произведением. Объединены эти рассказы одной темой - это тема любви. Бунин объединил в том цикле пять своих произведений: «Митина любовь», «Солнечный удар», «Ида», «Мордовский сарафан», «Дело корнета Елагина». В них описано пять разных случаев возникновения любви из ниоткуда. Той самой любви, которая поражает в самое сердце, затмевая разум и подчиняя волю.
В данной статье речь пойдет о рассказе «Солнечный удар». Он был написан в 1925 году, когда писатель находился на Приморских Альпах. Как зародился рассказ позже писатель рассказал Галине Кузнецовой, одной из своих возлюбленных. Она, в свою очередь, записала это все в своем дневнике.
Ценитель человеческих страстей, мужчина, способный стереть все границы перед волной чувств, писатель, владевший словом в совершенном изяществе, вдохновлённый новым чувством, легко и непринуждённо излагал свои мысли сразу, как только зарождалась какая-нибудь идея. Стимулятором мог послужить любой объект, любое событие или явление природы. Главное, не растратить полученное ощущение, и в полной мере отдаться описанию, не останавливая, и возможно, не до конца контролируя себя.
Сюжет рассказа
Сюжетная линия рассказа довольна проста, хотя не стоит забывать, что действие происходит сто лет назад, когда нравы были совсем другими, и об этом не принято было писать открыто.Чудной тёплой ночью на пароходе встречаются мужчина и женщина. Они оба подогреты вином, вокруг великолепные виды, настроение хорошее и отовсюду веет романтикой. Они общаются, после этого вместе проводят ночь в ближайшей гостинице и при наступлении утра разъезжаются.
Встреча настолько поразительна, быстротечна и необычна для обоих, что главные герои даже не узнали имена друг друга. Это безумие оправдано автором: «никогда ничего подобного не испытал за всю жизнь ни тот, ни другой».
Мимолётная встреча так впечатлила героя, что он не мог найти себе места после расставания, на следующий день. Поручик осознаёт, что только теперь он понял, как может выглядеть счастье, когда рядом находится предмет всех желаний. Ведь на мгновение, пускай эту ночь, он был самым счастливым человеком на земле. Трагичность ситуации добавило еще и осознание того, что скорее всего он больше ее не увидит.
В начале знакомства поручик и незнакомка не обменялись никакими данными, они даже не узнали имён друг друга. Будто заранее обрекая себя на одно-единственное общение. Молодые люди уединились с одной-единственной целью. Но это не порочит их, у них есть серьёзное оправдание своему поступку. Об этом читатель узнаёт со слов главной героини. После проведённой вместе ночи она будто делает вывод: «На меня точно затмение нашло... Или, вернее, мы оба получили что-то вроде солнечного удара...» И этой милой молодой женщине хочется верить.
Рассказчик успевает развеять любые иллюзии относительно возможного будущего чудной пары и сообщает, что у незнакомки есть семья, муж и маленькая дочь. А главный герой, когда спохватился, оценил ситуацию и решил не терять такой полюбившийся объект личных предпочтений, вдруг понимает, что он даже телеграмму не может отправить своей ночной возлюбленной. Он не знает о ней ничего, ни имени, ни фамилии, ни адреса.
Хотя автор не стал уделять внимания подробному описанию женщины, читателю она нравится. Хочется верить, что таинственная незнакомка красива и умна. А это происшествие нужно воспринимать, как солнечный удар, не более того.
Вероятно, Бунин создал образ роковой женщины, которая представляла его собственный идеал. И хотя нет никакой детализации ни по внешности, ни по внутреннему наполнению героини, мы знаем, что у неё простой и прелестный смех, длинные волосы, так как она пользуется шпильками. Женщина имеет крепкое и упругое тело, сильные маленькие руки. О её ухоженности может говорить тот факт, что вблизи с ней ощущается тоненький аромат духов.
Смысловая нагрузка
В своём произведении Бунин не стал конкретизировать. В рассказе нет имён и названий. Читателю не известно на каком пароходе плыли главные герои, в каком городе они сделали остановку. Неизвестными остаются даже имена героев. Вероятно, писатель хотел чтобы читатель понял, что имена и названия не важны, когда речь идёт о таком возвышенном чувстве, как влюблённость и любовь. Нельзя сказать, что поручик и замужняя дама обладают великой тайной любви. Та страсть, которая вспыхнула между ними, скорее всего, обоими изначально воспринималась, как интрижка во время путешествия. Но что-то произошло в душе поручика, и вот он не находит себе места от нахлынувших чувств.
Из рассказа можно увидеть, что сам писатель является психологом личностей. Это легко отследить по поведению главного героя. Поначалу поручик с такой легкостью и даже радостью расстался со своей незнакомкой. Однако спустя некоторое время, он задаётся вопросом, что такого в этой женщине, что заставляет его думать о ней каждую секунду, отчего теперь не мил ему весь белый свет.
Писателю удалось передать всю трагичность несбывшейся или потерянной любви.
Структура произведения
В своём рассказе Бунин описывал, без жеманства и стеснения, явление, которое в простонародье называют изменой. Но он смог сделать это очень тонко и красиво, благодаря своему писательскому таланту. По сути, читатель становится свидетелем только родившегося величайшего чувства - любви. Но происходит это в обратном хронологическом порядке. Стандартная схема: приглядывания, знакомство, прогулки, встречи, ужины - всё это отброшено в сторону. Только состоявшиеся знакомство главных героев, тут же ведёт их к кульминационному моменту в отношениях между мужчиной и женщиной. И только после расставания удовлетворённая страсть вдруг рождает любовь.
“Чувство только что испытанных наслаждений было ещё живо в нём, но теперь главным было новое чувство”.
Детально автор передаёт чувства, расставляя акценты на таких мелочах, как запахи, звуки. Например, в рассказе подробно описано утро, когда работает базарная площадь, со своими запахами и звуками. И от близлежащей церкви слышен звон колоколов. Это все кажется счастливым и ярким, и способствует небывалой романтике. В конце же произведения всё то же самое кажется герою неприятным, громкими и раздражительными. Солнце уже не греет, а палит, и от него хочется укрыться.
В заключение следует процитировать одну фразу:
“Тёмная летняя заря потухала далеко впереди, сумрачно, сонно и разноцветно отражаясь в реке... и плыли, и плыли назад огни, рассеянные в темноте вокруг”
Это то, что раскрывает понятие о любви самого автора. Однажды Бунин сам говорил, что счастья в жизни нет, а есть некоторые счастливые мгновения, которыми необходимо жить и ценить их. Ведь любовь может появиться внезапно, и исчезнуть навсегда. Как ни печально, но в рассказах Бунина герои постоянно расстаются. Быть может, он хочет нам сказать, что и в разлуке есть большой смысл, из-за нее любовь остается глубоко в душе и разнообразит человеческую чувствительность. И всё это действительно похоже на солнечный удар.
За окном голубое небо, лето пусть и подходит к концу – возможно это последний, прощальный, залп – но пока ещё жарко и много, много солнца. И мне вспомнился великолепный, летний, рассказ Бунина «Солнечный удар». Я взял его и перечитал с самого утра. Бунин – один из любимых моих писателей. Как прекрасно он владеет своим «писательским мечом»! Какой точный язык, какой у него всегда сочный натюрморт описаний!
И совсем не оставляет таких положительных впечатлений тот «Солнечный удар» , который снял по мотивам рассказа Никита Михалков . Как кинокритик, я не мог не вспомнить и этот фильм.
Сравним оба «удара». Несмотря на разность видов искусства, кино и литературы, мы имеем право это сделать. Кино, как своеобразный синтез динамической картинки и повествовательного текста (вынесем за скобки музыку, она не понадобится для разбора), не может обойтись без литературы. Предполагается, что любое кино, как минимум, начинается со сценария. В основу сценария, как в нашем случае, может лечь любое повествовательное произведение.
С другой стороны, (на первый взгляд, эта мысль может показаться абсурдной) и литература не может обойтись без «кино»! Это несмотря на то, что кинематограф появился совсем недавно, на тысячелетия позже литературы. Но я взял кино в кавычки – его роль выполняет наше воображение, которое в процессе прочтения той или иной книги создаёт внутри нашего сознания движение зрительных образов.
Хороший автор не просто пишет книгу. Он видит все события, даже самые фантастические, собственными глазами. Поэтому такому писателю веришь. Режиссёр же свои образы, своё видение пытается воплотить в кино при помощи актёров, интерьеров, предметов и камеры.
В этих точках соприкосновения кино и литературы мы и можем сравнить эмоции от бунинского рассказа и от фильма, созданного на его основе. И в нашем случае, мы имеем два абсолютно разных произведения. И дело тут не только в вольной интерпретации, которую позволил себе режиссёр – его картина самостоятельное произведение, он безусловно имеет на это право. Однако…
Однако, посмотрите (прочитайте), как быстро и легко у Бунина дама соглашается на адюльтер. «Ах, да делайте, как хотите!», – говорит она уже в начале рассказа и сходит с поручиком на берег, на одну ночь, чтобы потом никогда не встретиться, но помнить об их свидании всю жизнь. Какая у Бунина лёгкость и невесомость! Как точно передано это настроение! Как идеально описана эта любовная вспышка, это внезапное желание, эта невозможная доступность и блаженная легкомысленность!
Как и в каждом бунинском рассказе, мастерски дано описание провинциального городка, куда попал главный герой. И как точно показан постепенный переход от этой атмосферы произошедшего чуда к сильной гравитации беспредельной тоски о прошедшем счастье, о потерянном рае. После расставания для поручика окружающий мир постепенно наливается свинцовым весом, становится бессмысленным.
У Михалкова тяжесть же чувствуется сразу. В картине чётко заявлено двоемирие, до и после Революции 1917 года. Мир «до» показан светлыми, мягкими тонами, в мире «после» – холодные и угрюмые краски, мрачно-серо-синие. В мире «до» – пароходик, облачко, дамы в кружевах и с зонтиками, здесь всё и происходит по фабуле бунинского «удара». В мире «после» – пьяные матросы, убитый павлин и комиссары в кожанках – с первых кадров нам показывают «окаянные дни», тяжёлые времена. Но «тяжёлый» новый мир нам не нужен, сосредоточимся на старом, где поручик и получает «солнечный удар», влюбляется в молодую попутчицу. Там у Никиты Сергевича тоже всё нелегко.
Чтобы дать сойтись даме с поручиком Михалкову понадобились какие-то фокусы, нелепости, танцы и тяжёлая пьянка. Надо было показать как капает из крана вода (у меня, кстати, похожая проблема), и работают поршни в машинном отделении. И даже газовый шарф, перелетавший с места на место, не помог... Не создал он атмосферу лёгкости.
Поручику нужно было устроить перед дамой истеричную сцену. Тяжело ведь, Никита Сергеевич, очень тяжело и невыносимо сходятся у Вас мужчина и женщина. Неуклюже, топорно, несуразно. Так могло произойти только на советских курортах, а не в России, которую Вы, Никита Сергеевич, потеряли. Иван Алексеевич писал же совсем о другом! Поручик уже через три часа после знакомства просит даму: «Сойдёмте!», и они сходят на незнакомой пристани – «сумасшествие…» Бунинский поручик ставит рекорд пикапа. А у Михалкова русский офицер женщин боится, то перед голой куртизанкой в обморок падает (см. «Сибирский Цирюльник»), то сильно напивается, чтобы с дамой объясниться.
Тяжёл по Михалкову и их последующий любовный труд, который Бунин не стал описывать, и в этом тоже определённая лёгкость намёка – читатель сам всё вообразит. А в фильме камера ведёт нас к женской груди, обильно усеянной каплями пота – что они там такое вытворяли? Мебель что ли в гостинице передвигали? Пошло! Вульгарно и пошло! Пошлый и вид из окна с утра: солнце, зелёный пригорок и тропинка, ведущая к церкви. Сусально и приторно. Аж тошнит!
Многие сцены, которых нет у Бунина, абсурдны и грубо прилеплены. Они достойны только недоумения. Вот, например, фокусник в ресторане на примере лимона с косточкой объясняет поручику теорию «Капитала» Маркса. Что это за бред? Эти лишние сцены создают только дурное послевкусие, как будто бормотухи выпил, которая сильно ударила по мозгам.
Никита Сергеевич, конечно, мастер своего дела. Этого нельзя не признавать, когда видишь, как работает его камера, какие ракурсы выхватывает, как поставлена картинка. И артисты не сказать, что плохо играют в фильме, порой даже великолепно! Но вот когда всё склеивается в единую картину, то получается какая-то мура и каша. Как-будто проводишь время в дурном бессвязном сне.
Михалков пытается раз от разу создать новый киноязык, но все его последние фильмы смотреть невозможно, это шизофрения, а не кино. Неудача следует за неудачей. Так вышло и с его последним «Солнечным ударом».
Оглавление
Бахтин, М. М. Формы времени и хронотопа в романе: очерки по исторической поэтике [Текст] / М. М. Бахтин // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. - М. : Художественная литература, 1975. - С. 234 - 407.
Бунин, И. А. Солнечный удар / И. А. Бунин // Бунин И. А. Рассказы. – М: Художественная литература, 1985. – С. 274 - 280.
Валгина, Н. С. Теория текста [Текст] : учебное пособие / Н. С. Валгина. – М.: Логос, 2003. – 210 с.
Касаткина, Т. А. Время, пространство, образ, имя, символика цвета, символическая деталь в «Преступлении и наказании» [Текст] : комментарий / Т. А. Касаткина // Достоевский: дополнения к комментариям / под ред. Т. А. Касаткиной; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. - М. : Наука, 2005. - С. 236 - 269.
Лихачев, Д. Внутренний мир художественного произведения [Текст] / Д. Лихачев // Вопросы литературы. - 1968. - № 8. – С. 74 - 87.
Лотман, Ю. М. Сюжетное пространство русского романа XIX столетия [Текст] / Ю. М. Лотман // Лотман Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. - М. : Просвещение, 1988. – С. 325 - 348.
Роднянская, И. Б. Художественное время и пространство [Текст] / И. Б. Роднянская // Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А. Н. Николюкина; ИНИОН РАН. - М. : Интелвак, 2001. - С. 1174-1177.
Топоров, В. Н. Пространство и текст [Текст] / В. Н. Топоров // Текст: семантика и структура. - М., 1983. - С. 227 - 284.
Чернейко, В. Способы представления пространства и времени в художественном тексте [Текст] / В. Чернейко // Философские науки. – 1994. - № 2. – С. 58 - 70.