Рисова лана темные сестры. Читать книгу «Темные сестры. Опасный Выход» онлайн полностью — Лана Рисова — MyBook. Лана РисоваТемные Сестры. Ловушка для чужестранки
«Темные сестры» Рисовой Ланы – дилогия, включающая романы: «Опасный выход» и «Ловушка для чужестранки».
Сюжет: девушка из нашего мира попадает в иной, где становится ученицей таинственного мастера. Ей предстоит научиться видеть Льйини (линии силы) и плести из них (читай, колдовать), приобрести маленького друга – смертельно опасного паучка-кагарша и спасти от гибели воина-хассура из расы дроу.
Это далеко не все испытания, что Игрунье со смертью предстоит преодолеть в чужом, не слишком дружелюбном мире, но, с исцеления опытного воина, не отправившегося в Серые Пределы, вся эта история и начинается…
Положительный отзыв: серия «Темный сестры» Рисовой Ланы , хотя, и является по сути своей банальной историей про попаданку в магический мир, в достаточной мере самобытна и ингтригующа.
И мир, в котором разворачивается действие, не выглядит картонным. И герои – личности неординарные, способные на необычные поступки и сильные эмоции. И сюжет достаточно увлекательный и нетривиальный. Что еще надо любительницам романтического фэнтези, чтобы провести хороший вечер за чтением романа?
В первой книге – «Опасный выход» – больше динамики. Главная героиня спасает жизнь воину-дроу и в его компании покидает мрачные пещеры, прорываясь к выходу из подземелья с боем. Совместное уничтожение местных монстров и путешествие в столицу империи дроу в составе одного отряда сближает экстравагантную пару: дроу и человечки, пробуждая взаимный интерес между мужчиной и женщиной.
«Ловушки для чужестранки» – вторая книга в серии, тоже насыщена событиями, но теперь это не столько сражения (хотя их и предостаточно в книге), сколько интриги темноэльфийского двора, политические расклады в котором весьма специфичны. Любовные же отношения развиваются, как им и положено, по нарастающей: от взаимной симпатии до предложения чиама (читай, руки и сердца), вопреки всем преградам.
Хотя не все точки над «и» расставлены в дилогии и в полотне повествования еще есть белые пятна, избавление от которых сулит появление на свет третьей части истории, читать этот любовно-фантастический роман можно смело – хэппи-энд в привычном понимании слова уже состоялся, и это не может не радовать заинтересованных читательниц.
Обратите внимание: мир, придуманный автором, описывается очень детально . С одной стороны, это просто отлично – чем больше мы узнаем о новом окружении героини, тем сильнее погружаемся в царящую вокруг атмосферу, легче воображаем себе небывалые картины чужого мира, быстрее разгадываем подбрасываемые автором загадки.
С другой стороны, кому-то необходимость заглядывать в Глоссарий, чтобы разобраться в хитросплетениях местных реалий, может показаться обременительной, авторский слог – перенасыщенным лишними описаниями и непонятными конструкциями, а объем произведения – неоправданно большим.
Рекомендации: читать эту историю стоит тем, кого манит путешествие в другой, магический мир, на наш совершенно не похожий, и не отпугивает возможность столкнуться в этом вояже с чем-то загадочным и неопознаваемым.
Впрочем, любительницам романтического фэнтез и, тоже стоит приняться за чтение «Темных сестер». Любовная линия органично вплетена автором в канву повествования и способна пробудить интерес.
Похожие произведения: захватывающее путешествие по просторам иного мира в компании темных эльфов совершает и героиня другой серии книг про попаданку – У этой девушки тоже, как и у Лиссэ, есть особые способности и масса сюрпризов, которые она готова преподнести своим врагам.
Увлекательный сюжет и присутствие юмора в книгах принесли широкую популярность автору и ее творению.
Пролог
Осознательный
Вероятно, если что-то потерять, можно приобрести кое-что взамен. Вопрос лишь в том, насколько оно вам необходимо.
Лиссанайя
– Дыши! Слышишь, дыши, я тебе говорю!!
– Дыши! Дыши же!! Ну! Шарртат! Шагхан маарланс аршнэс. Нэшмет рашиф ассахш!
– Ту алорен айреш!
– Давай, остроухий!
Отчаяние темной удушливой волной накатывало на мой мятущийся в панике разум при каждой продолжительной остановке сердца спасаемого мной существа. Вы когда-нибудь пытались разговаривать с отбивной? А с потрошеной тушей?
Трудно представить, что окровавленный кусок мешанины из мяса и костей, над которым суетилась ваша покорная слуга, был когда-то живым. Собственно, не нужно быть специалистом, чтобы понять, что сердце биться категорически не желает – его было отлично видно в щель меж ребрами и кусками легких. Я бы тоже при таком раскладе устроила бойкот израненному организму, ради чего прикажете стараться, если ни одной целой части тела нет! Вот только меня такая ситуация абсолютно не устраивала!
– Рюш! Перестань мельтешить, ты мешаешь мне сосредоточиться!
Что, что же я делаю не так? Обезболивающие, кровоостанавливающие щупы стоят, льйини силы ускоряют регенерацию поврежденных органов, начиная с внутренних, наиболее сильно пострадавших. Если распустить зрение, то видно только сплошной кокон из силовых льйини, опутавший израненное тело. Одной мне ни в жизнь не справиться, эх, Мастер, за что ты бросил меня? При мысли о наставнике защипало глаза и перехватило дыхание. Наручем размазав злые слезы по пыльным щекам, нахмурилась, собирая разбегающиеся мысли.
Сила моего Мастера, покинув пустую уже оболочку тела, упорядочила созданный моими стараниями восстанавливающий кокон. По сути, одна жизнь была отдана за другую.
Да, Мастер был тяжело ранен, однако жив и в сознании! С его помощью я в два счета поставила бы его на ноги. Но он решил уйти, наказав вытащить вот ЭТОГО типа с того света! Как такое вообще возможно осуществить?
Кхаракх! Будь проклят этот Путь! Великая Плетунья, неужели так все и было задумано?! Но что же делать дальше, ведь, несмотря на принимаемые меры, улучшения не наступало, более того, с каждой минутой сердцебиение становилось все реже.
– Думай, Лиссэ! Как говорил учитель – не бывает безвыходных ситуаций, в крайнем случае воспользуйся окном или пробей стену!
Вот стена-то как раз и не хочет поддаваться!
– Рюш!! Да в чем дело, в конце концов! Что с тобой происходит?
Cказать, что я была изумлена, – это не сказать ничего. Мой кагарш вел себя слишком странно, чтобы оставить это без внимания. Маленький, чуть больше ладони, суетливый паукокраб с ярко-синей мягкой шерстью, покрывающей шаровидное тельце, сновал у меня перед глазами, перебирая шестью длинными, стального цвета ножками. Рукоклешни возбужденно топорщились над плоской головенкой с восемью сверкающими глазами. Периодически из-под длинных, как у птицееда, клыков раздавались пронзительные трели.
Издалека легко принимаемое за экзотическую птичку, это создание являлось самым опасным в здешнем мире существом, о чем и предупреждал ультрамариновый цвет окраски. От его яда не существовало противоядия – ни химического, ни магического, ни какого-либо другого. Спасало только то, что раздобыть яд было крайне сложно, практически нереально.
Я замерла, считывая путаные импульсы льйини, посылаемые во все стороны моим маленьким другом. Понимание прорвало плотину словарного потока, несущего с собой, как и полагается, один мусор, состоящий из ругательств: на себя – «дуру тупую», «остроухого идиота, влипшего в такую историю» и «Мастера, умершего так некстати». А еще на маленького бесстыжего кагарша, который давно уже мог бы сообщить мне сию «распрекрасную» новость, что наш спасаемый – отравлен! Причем отравлен fathashi!!
– М-да-а, кому же ты, милый, дорогу-то перебежал? – Я сочувственно покосилась на то, что должно было быть лицом. – Однако какой же ты везучий тип! Твои недруги явно не могли бы предположить такого!
Да и никто не мог бы! По словам Мастера, лишь единицы знали о противоядии от фатташи, а если и знали, сделать все равно ничего не могли, ведь производит противоядие, равно как и яд, только живой кагарш и только по своему собственному желанию.
– Давай, миленький, ты давно знаешь, что делать, – шепнула я нетерпеливо переступающему паучку.
И, отодвинувшись в сторону, тяжело привалилась на камень, неосознанно сжимая и разжимая кулаки. Рюш деловито защебетал, пробежал по окровавленному телу и замер на предплечье возле запястья. Мое в ответ слабо запульсировало – нервишки лечить надо! Повезло остроухому – у него обезболивание по полной работает, мне в свое время такой радости не досталось.
Секундное промедление, и острые клыки до основания вонзились в руку раненого. Тело выгнулось в первой судороге, как только яд пронесся по организму, сердце зашлось в конвульсиях, пропуская отравленную кровь. То ли еще будет, вторая волна – переработанный яд! Прикрыв глаза, я переживала события, произошедшие год-полтора назад. Тело почти забыло боль, но разум отказывался вычеркивать ее из памяти, каждый день находя напоминание на внутренней стороне правого запястья в виде двух треугольных шрамов от полых клыков кагарша.
Это был самый жестокий урок, пусть даже и не совсем запланированный, из тех, что преподносила мне жизнь и преподавал Мастер. Привычка задумываться о последствиях после таких действенных мер у меня задержалась надолго. По прошествии моей двухнедельной комы я просто не могла плести в полную силу, но больше всего давило чувство вины.
От моих опрометчивых действий рухнули плетеные дома-ксоты. Эти большие, синие, похожие на сталактиты сосульки вместе со всеми своими обитателями оказались в соке раздавленных ими грибов Гуу. А делов-то было – проследить как следует льйини камня и не путать их с воздушным карманом скрытой пещеры, под завязку наполненной газом. В итоге – пожалуйста, получите взрыв и землетрясение. Много тварюшек погибло, а часть была обречена на смерть в изгнании. Ядовитый сок пещерных грибов, который был для них пожизненным стерилизатором, не оставлял шансов на возвращение.
Вот бы мне в свое время такое средство да домой от тараканов! Надо сказать, что я с детства не боюсь насекомых. Совершенно спокойно отношусь ко всякого рода жучкам, паучкам, обожаю гусениц, несколько опасаюсь сороконожек и абсолютно не переношу тараканов. Эти желто-коричневые твари вызывают во мне сильнейший приступ брезгливости и отвращения, практически граничащий со страхом.
Я плакала навзрыд, наблюдая, как трогательно выпавшие паучки прощались с теми, кто остался наверху, а потом медленно расползались в разные стороны. Один из них, видно еще совсем детеныш, если такое можно сказать о паукокрабе, никак не мог понять, почему некогда такие родные и заботливые сородичи теперь не пускали его домой, который он еще ни разу не покидал, и обстреливали его сгустками яда, не давая приблизиться. Так, жестоко теснимый недавними собратьями, он отходил все дальше и дальше, пока, оступившись, не укатился совсем далеко в сторону.
Мастер как всегда не проронил ни слова, видя, что мне и так тошно, лишь позже, возможно, желая утешить, проговорил, что это не самый страшный исход необдуманных плетений, все могло быть хуже, если бы на кону стояли человеческие жизни!
Но, как видно, одного урока мне было мало, и я тут же получила второй, уже благодаря своей глупости! Маленький кагарш, последним покинувший гнездовую пещеру, поравнялся с нами. От него исходили льйини такого горя и обреченности, что у меня защемило сердце, и в эмоциональном порыве я подскочила к нему, подхватывая на руки. Наставник и пикнуть не успел, как острые клыки пронзили мою руку.
Но Рюш не хотел убивать меня, он всего лишь испугался и, поймав мои не успевшие остыть льйини нежности, направленные к нему, тут же пустил сок противоядия. Мастеру потребовалось три недели, чтобы окончательно поставить меня на ноги, а кагарша – на ножки. За все время моей болезни паукокрабик не отходил от меня ни на шаг, ничего не ел, страшно ослаб и щебетом передавал учителю свое беспокойство и сожаление.
Привязанность его ко мне только крепла с каждым днем, к великому удивлению наставника, который слышал о лояльности кагаршей, но никогда – о дружбе человека и паука.
Я тут же дала имя моему новому другу: Гаврюша, или просто Рюш. Он не возражал и вскоре охотно на него откликался. Мы стали неразлучны, и даже во время сложных поручений наставника маленький паучок отказывался покидать меня, соглашаясь на это лишь после долгих увещеваний и с большой неохотой. Все свои нерастраченные эмоции: раскаяние, тепло и заботу, которой он лишился, всю дружбу, нежность, любовь я передала ему, и он платил мне тем же. Учитель только вздыхал и качал головой: «Такая молодая.… Ох, Нишасса! Игрунья со смертью». Такое прозвище я получила вместе с именем, став учеником. Забыть, что было прежде, принять новое! Так говорил Мастер. Но было слишком много всего, чтобы забыть, и хотя сейчас все воспринимается в легкой дымке прошедшего времени, тоска давит на грудь, а непрошеная слеза нет-нет, а пробежит по щеке.
Я поморгала, стряхивая оставшиеся на ресницах слезинки. Рюш успокаивающе курлыкал мне в ухо, сидя на своем любимом месте у моей шеи. Конвульсии у Тела (не могу иначе воспринимать ЭТО ввиду того, что просто не видела, как ОНО выглядело раньше) уже закончились, лишь слегка подергивались конечности. Зато прогресс был налицо – кокон сиял серебром, сообщая, что пациент скорее будет жить, чем умрет. Но раз сердце выдержало такие судороги, значит, потянет и весь процесс восстановления, который, по моим прикидкам, должен продлиться не меньше пяти недель, одну из них займет дорога домой.
Я подавила вздох. Как могло случиться такое, что я спокойно воспринимаю часть подземных пещер как свой дом?! Не оттого ли, что смирилась с невозможностью выбраться отсюда? Ну уж нет. Просто осматриваюсь и жду удобного момента. И если Мастер был прав, то этот момент уже на подходе, а Мастер никогда не ошибается!
Пошарив вокруг, я собрала свои пожитки, которые смогла найти, захватив и сумку учителя, – загляну туда на досуге. Часть вещей осталась под завалом, но их достать почти нереально, да и важного ничего там нет – так, комплект походной утвари, всякая мелочь.
Что тут у нас еще? Вещи этого типа – мешок, достаточно легкий, беру; а это что под камнем? Э-э-эх! С легким звоном перед глазами предстала сначала одна, затем вторая сабля. Не очень длинные, со слегка изогнутыми тонкими клинками из темно-серого металла, они были прекрасны даже на мой неискушенный вкус абсолютного дилетанта, несмотря на бурые пятна на обоих лезвиях. Я даже присвистнула от восторга – красота! Ничего конкретного сказать не могу – родившись в мире высоких технологий, не научилась разбираться в холодном оружии.
Нашлись только одни ножны из черной чешуи какого-то снорга, разбирать завал ради вторых не было ни сил, ни желания.
Так, вроде все… хотя нет. Я подошла к Телу, возле головы которого лежала горка обрезанных волос. Простишь ли ты меня, Воин, за такое посягательство на твою честь и жизнь?! Мастер достаточное время уделял истории этого мира, чтобы я смогла четко определить, кто передо мной. Но даже страх перед гневом хассура – лучшего воина здешней Ойкумены – не остановил моего ножа, когда я отрезала роскошную гриву волос, которая явно спускалась ниже поясницы. Мой хвост, едва прикрывающий лопатки, показался жидкой метелкой.
Ты же не хочешь дурачком остаться до конца жизни? Иначе как я залечу пробитый в нескольких местах череп? После уроков Мастера я несколько опасалась касаться его головы, но все же решилась, приготовив на всякий случай щиты, ведь главное оружие хассура, данное ему Сестрами, – это его волосы.
Выдохнув и мысленно перекрестившись, я дотронулась до спутанных темных локонов. Тут же под пальцами пробежали синие искры, но никакого вреда, кроме легкого и даже приятного покалывания, они мне не доставили. Наверно, сбоит оружие, раз хозяин в отключке.
В общей массе волос попадались особые. Они-то, как объяснял Мастер, и воспроизводили энергетические разряды, по желанию владельца парализующие или смертоносные. На ощупь их структура казалась чуть более жесткой, а цвет в общей серо-пыльной массе различить было невозможно.
Наклонившись, я рассмотрела, что волосы не совсем просты, в них попадались причудливые плетения с шариками и грузиками на концах, косичками и маленькими кольцами в узелках, и, хмыкнув, положила всю эту массу в сумку, мало ли, вдруг ему это нужно, а выбирать мелочи некогда.
Встав на колени на том месте, где лежало тело наставника, я прижалась щекой к холодным камням, не замечая, как острые крошки впиваются в кожу.
Полное развоплощение! Шаграйн! Мастер, сколько же тебе было лет, раз аура – Льйи Тайги полностью растворилась в льйиниэре мира?!
Ох, дедуля, как же я буду скучать! Все так неожиданно и некстати! Нет времени, чтобы оплакать и провести церемонию прощания! И это запретил мне Ты! Ты, Кто учил чтить законы и традиции этого мира!
Катись он в тартарары!
– Ой, прости меня, маленький, я не хотела тебя обидеть, малыш… Только ты у меня и остался! – запоздалое раскаяние отвлекло от мрачных мыслей. Поглаживая расстроенного Рюша, я взвалила сумки на плечи и накинула несколько лассо из льйини на кокон. Полноценной левитации не получится – много сил шло на поддержание жизнеобеспечения, но можно тянуть его за собой, сантиметров на двадцать приподняв от земли, создав не совсем левитацию, а скорее некое магнитное поле под телом остроухого.
И кто это сказал, что эльфы хрупкие создания?! Попробовал бы тащить за собой эту махину под метр девяносто, не меньше, да и в плечах, надо сказать, внушительную. Ладно, все равно делать привалы придется, мне ему еще кости вправлять да обновлять регенерационные щупы. И хотелось бы надеяться на всяческое содействие с вашей стороны, сударь, или как там тебя?… Хассуэре . Все-таки ты необычен даже по местным меркам, не разочаруй меня, пожалуйста, и особенно моего наставника.
– Домой, Рюш! Мы идем домой.
Что делать, если в одночасье жизнь круто изменилась? А новый мир не торопится распахивать объятия? Более того, он всячески старается избавиться от твоего в нем присутствия. Конкретного рецепта нет, но можно попробовать научиться плести, найти верного друга и заручиться поддержкой хассура – лучшего воина здешней Ойкумены. А еще попытаться найти дорогу домой. Главное – по дороге не влюбиться.
Из серии: Темные сестры
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Темные сестры. Опасный Выход (Лана Рисова, 2014) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .
Любопытствующая
Делайте все, что полагаете подобающим!
Ритуальная фраза встречи гостяЛиссанайя
Шакры мягко мигнули и сменили свое свечение, возвещая о том, что наступил вечер. Нежный аромат чайной розы разлился в воздухе, смешался с моим дыханием и заструился по молчаливым каменным комнатам.
Я медленно открыла глаза. Еще один день без учителя прошел абсолютно тихо и спокойно. Непривычно тихо и спокойно. Никогда бы не подумала, что тоску по дому сможет заглушить что-либо еще – тоска по Мастеру. Что я готова отдать все, лишь бы повернуть время вспять, променять на учителя даже свое возвращение на Землю. Но все лишь суета! Напрасно я вслушивалась в тишину пещер, стараясь услышать шуршащую походку старого доргаарда, увидеть шутливое многоцветное недовольство его льйини и тщательно скрываемую привязанность к несносной талантливой девчонке, ставшей за долгие месяцы такой родной.
С силой выдохнув воздух через крепко сжатые зубы и стараясь не раскиснуть, я решила прервать очередную неудавшуюся медитацию и нарочито бодро соскочила на ноги. Рюш робко выглянул из темного проема соседней комнаты и, убедившись, что я полностью контролирую ситуацию, засеменил ко мне.
– Бедный мой, бояка! – запричитала я, поднимая его в сложенных ковшиком ладонях и сажая на плечо. – Натерпелся! Обещаю, что впредь буду вести себя хорошо.
Паучок с сомнением покосился на меня всеми восемью глазками, но с плеча не ушел. Пару дней назад во время медитации – хорошо, что проходила она в малом учебном зале, – я впала в бешенство и разнесла там все в пух и прах. Теперь вместо малого и среднего залов у меня появился еще один большой. Рюша тогда спасла только его способность развивать сумасшедшую скорость, при которой он походил на хвост падающей кометы.
Как это ни странно, но мне значительно полегчало. В основном этому способствовало чувство вины и стыд за всплеск неконтролируемых эмоций и плетений. Мастер был бы очень недоволен, малый зал был одним из его любимых.
Я взъерошила синий мех Рюша и, захватив миску с теплой водой и мочалкой, направилась к моей бывшей комнатке, по пути подкинув в огонь еще одну ногу гашара, когда-то давно, еще в начале здешней жизни я приняла такую же за ветку. Сама я обитала в новом жилище, которое представляло собой отдельные однокомнатные апартаменты с холлом, спальней и ванной с небольшой купелью, вода в которую поступала из теплого минерального источника и была проточной. Его обустройство я закончила относительно недавно, когда мастерство моего плетения позволило мне преобразовывать камень и некоторые другие вещи. Двери и необходимую мебель делала руками из стволов гигантских подземных лишайников, легких, как пробковое дерево, но гораздо более прочных. Иногда помогала себе рисунком, что Мастер всячески поощрял, но велел не увлекаться ввиду того, что такие плетения очень зависели от обстоятельств, как, например, человеческая магия. Гостевых комнат, естественно, у нас не водилось, поэтому раненый хассур был размещен в кладовой.
Войдя в комнату, я включила свет. На самом деле шакры уже почти уснули, но очень просто было регулировать интенсивность их свечения, кое-что подправив в их ощущении времени.
Остроухий неподвижно лежал на постели, можно было подумать, что он мертв, настолько застывшей была его поза, но бисеринки пота на висках и слабое биение жилки на шее говорили об обратном.
Опять жар, я озадаченно нахмурилась. То ли это говорит о сопротивляемости организма всяким инфекциям и выздоровлении, то ли об ухудшении его состояния. К своему огромному сожалению, в медицине я ничегошеньки не понимала. Хорошо хоть художникам преподавали пластическую анатомию, благодаря этим знаниям, интуиции и, конечно, последнему подарку учителя, мне удалось собрать это тело по кусочкам. Сейчас на теле почти не осталось шрамов, регенерация внешних и внутренних повреждений заканчивалась, но в течение всего процесса выздоровления шла борьба за его душу. В этом я всецело полагалась на Мастера, хотя не оставляла и собственных попыток дозваться до блуждающего на границе Серых пределов сознания и уговорить его вернуться. В случае если мне это не удастся, вся предыдущая колоссальная работа окажется напрасной. Эльф останется в коме, и, стоит отпустить щиты, ему конец.
Когда размышления принимали такой ход, на меня наваливалось страшное оцепенение. Я ведь не только не смогу сама добраться до здешних поселений, но элементарно останусь одна! А как же хотелось с кем-то поговорить! Все эти нескончаемые месяцы, несмотря на колоссальную занятость, мне безумно не хватало общения. Самого банального разговора, беседы, шуток, компании, в конце концов!
Я обтерла тело хассура губкой. Сменив воду, помыла успевшие отрасти почти с ладонь черно-графитовые волосы и тихо гладила их, слегка взъерошивая. Отчасти не только для того, чтобы они высохли, а потому, что мне нравилось покалывание, возникавшее каждый раз, когда я их касалась. Грозное оружие воина пока еще не восстановилось.
Обновив силовые льйини, отвечающие за питание и отведение из организма продуктов жизнедеятельности, я откинулась в кресле, любуясь результатом проделанной работы. Ну ладно, буду откровенна с собой: не столько результатами, сколько самим пациентом. А полюбоваться было чем! Не думайте, ничего непотребного я не имею в виду! Если уж на то пошло, то это вот тело я знала вплоть до последней косточки, сустава, мышцы и Сестры знают чего еще.
Эльф был чертовски красив и великолепно сложен. Отличное жилистое тело с прекрасными пропорциями и развитой мускулатурой, удивительным лиловым цветом кожи и немалым ростом производило ошеломляющее впечатление и в расслабленном состоянии напоминало хищника на отдыхе. Расслабленного, но далеко не слабого. Черты лица были изящны, но не слащавы, очень четко очерчены, но не резки. Возможно, сейчас он имел вид чересчур изможденный и бледный, но я знала, что это временно.
Скулы чуть расширены, подбородок не острый, а скорее какой-то упрямый, совершенно гладкий. Надо же! И эта басня оказалась правдой, как и остальные про растительность на теле у эльфов. Смоляные дуги бровей были очень выразительны, как и потрясающей длины, загибавшиеся к ним пушистые ресницы. Мне бы такие – никакая тушь не нужна! Глаза были изумительного фиалкового цвета, но это зрелище я предпочла бы забыть, ведь смотрела в них через порванные веки. Увидеть бы их в обрамлении ресниц!
Я заулыбалась, гордясь собой, как какой-нибудь пластический хирург удачной операцией. Жаль только, упрямый шрам, пересекающий левую бровь, не хотел регенерировать. Он, скорее всего, был старым, полученным еще до обвала, и раньше сильно портил лицо воина, но я с упрямством за него взялась. Пыхтела несколько часов, но он не поддавался. Тогда пришлось прибегнуть к старому приему – рисованию. Тщательно выполненный мной рисунок был нещадно подвержен дальнейшей рихтовке ластиком. Ожидаемого чуда не произошло – шрам категорически отказывался исчезать, но стало значительно лучше – он пропал со скулы и века, восстановилась форма брови, и полностью появился глаз, до этого явно открывавшийся только на две трети. От страшного рубца осталась лишь легкая белесая безволосая полоска.
Теперь я как в зеркало смотрела – такой же белый росчерк красовался у меня над правым глазом. За автопортрет сесть было как-то недосуг, а зеркала было всего два: одно, в пудренице, валялось в рюкзаке – его я редко доставала, а вторым служил блестящий подкрылок земляной коровы – мирного тучного снорга, обитающего в больших пещерах. Он был натянут на стене в холле вскоре после того, как я основательно взялась за обустройство жилых пещер. Учителю не особенно нужен был комфорт, но он не возражал, лишь бы я была при деле. В это большущее, в полный рост зеркало я смотрелась, только когда покидала пещеры – откуда-то появилось такое суеверие, чтобы обязательно вернуться невредимыми.
– Ты нужен мне, воин, – проговорила я, наклоняясь к остроконечному уху с нечеловеческой формой раковины, – прошу, вернись! Твое время не пришло!
Я взяла его за руку и продолжила свое взывание на всех языках, которые только знала: русском, английском, льйина квелли, доргаадише, и, конечно, темном наречии. Иногда, правда, увлекалась и переходила на универсальный матерный. Мастер его не преподавал, но частенько на нем думал, так что здесь я скорее самоучка.
Так я проводила вечера уже в течение полутора недель, а мой пациент и не думал возвращаться на этот свет, видимо, ему была по душе монохромность. Как частенько бывало, сон сморил меня прямо в кресле, и я, уютно свернувшись калачиком, крепко уснула.
Кирсаш
Туман, клубившийся у ног, согласно завихрился. Я давно потерял счет времени, казалось, что прошла вечность с момента, как я оказался здесь. Вокруг простиралась серая каменистая пустошь. Однообразный пейзаж тянулся до горизонта по трем сторонам света, такого же однородно светлого, но не солнечного, и лишь впереди стояла стена дымчато-серого тумана, настолько плотного, что заглянуть туда не представлялось возможным.
На самом деле я догадывался, что это за место, потому что бывал здесь не раз, но никогда туман не подбирался так близко. Было известно, что нельзя приближаться к этому густому облаку из душ, но меня охватила странная апатия, не позволяющая двинуться от подползающих все ближе белесых языков. Видно, дела мои были совсем плохи, а опытный целитель-проводник все не появлялся. Самому мне, похоже, из такой глуши не выбраться.
Нужно хотя бы попытаться пошевелить рукой, пальцем, фалангой, наконец. Ффф!! Без толку! А что, если наоборот… ГОЛОС! А если сосредоточиться на голосе? Приятном женском голосе с мягким тембром, говорившем на разных языках, то незнакомых мне, то вполне узнаваемых, а порой выдающем такие перлы, что, если бы я мог, почувствовал бы, как наливаются жаром уши. Я отрешился от всего, оставив только этот ГОЛОС! Слух, единственное доступное мне чувство, не подвел, и путаные фразы на разных языках звучали теперь отовсюду.
И тут я впервые что-то почувствовал. Мое тело оторвалось от земли и понеслось прочь от тумана с бешеной скоростью: мир вокруг слился в серую ленту, голос пропал, но возникли другие, плачущие, зовущие вернуться обратно к туману, присоединиться к ним. Чуть позже пропали и они, ленты завертелись вокруг меня спиралями, свет померк, чтобы вернуться вновь.
Я открыл глаза. Каменный потолок был освещен мягким голубоватым светом раннего утра. Шакры готовились к встрече своего подземного дня. Тела я почти не ощущал, но, сконцентрировавшись, все-таки что-то почувствовал. Я лежал на чем-то ровном, в меру жестком. Ни жара, ни холода не испытывал. Через несколько минут удалось собрать пальцы в кулак, что вымотало страшно, но я не сдавался до тех пор, пока у меня не получилось. Так, вроде не связан, значит, не пленник – никто в здравом уме не оставит хассура без кандалов, если хочет удержать его в плену. Пока, кроме потолка, ничего увидеть не удавалось. Я скосил глаза на ближайшую стену с нишами, уставленными шакрами и какими-то горшками. Шара-ла! Это какая-то кладовая, а не тюрьма.
Я мысленно оцепенел. Откуда взяться такому прекрасному обзору слева? После некоторых манипуляций с морганием, вращением глаз и прочим понял, что глаз открывается полностью. Это было удивительное и совершенно забытое ощущение – нормально смотреть двумя глазами. Надо поскорее выяснить: где я и что со мной было?!
Задумавшись, выудил из памяти последние воспоминания и скривился, положительные эмоции были снесены волнами ярости, усталости и боли. Боли просто одуряющей. А последняя мысль, пришедшая в голову в грохоте рушившихся сводов, – о прекрасном погребении, обеспеченном мне оставшимся плетуном второго тридецима Дитрактового Дома. Неплохо продуманный план, баснословные траты, прекрасно осуществленное убийство и роковая случайность. А что же еще может быть причиной того, что я еще жив… или уже жив. Мои враги продумали все, но не внесли поправку на форс-мажор, за что и поплатятся.
Я хищно улыбнулся, в игре, начатой дитрактами, ставки взлетели до макушек гор. Значит, по их данным, я мертв, прекрасно! Поиграем! Не мешало бы только выяснить, почему я не оправдал их ожиданий. Последние воспоминания потянули за собой предшествующие события: безумную гонку по тоннелям, короткие яростные схватки с хассурами, один убитый плетун. Есть чем гордиться! Но два тридецима – это слишком даже для меня! Один в полном составе воссоединился со своим плетуном в Серых пределах, а неполный второй все-таки достал меня, уставшего после четырех дней погони без сна и отдыха.
И все же высока была вероятность моей победы, если бы не их замыкающий и если бы я не устал. Грудь помнила холод лезвий трех гитачи, проникающих сквозь прорехи в хирше, а разум продолжал холодно отмечать наличие яда на лезвиях, ввиду мгновенного онемения краев ран. И, судя по противникам, это был фатташи. Дальше сквозь круги боли – воздетые руки плетуна, грохот камней и забытье, пришедшее следом.
Дав отдохнуть телу во время воспоминаний о своей знаменательной кончине, я снова продолжил попытки обрести подвижность – получалось из рук вон плохо. Тело было каким-то чужим, непослушным. Но после некоторых усилий мне удалось повернуть голову набок. Когда успокоились хороводы темных кругов под веками и мир перестал ускользать, я открыл глаза.
Меньше всего я ожидал увидеть картину, представшую перед восстановившимся зрением. Сначала мне даже подумалось, что я сплю, настолько нереально все выглядело. Но видение и не думало пропадать, мало того, оно положило руку под щеку и засопело себе дальше.
На расстоянии вытянутой руки от моего ложа в маленьком кресле устроилась странная белокожая девушка, почти девочка. Сначала я принял ее за элуэйя, но быстро понял, что черты ее лица были скорее человеческими, нежели принадлежали нашим светлым родичам. Да и поразительно белый цвет волос вместе с кожей, спорившей с белизной горных пиков, полностью опровергал сходство. Это действительно была человечка, но такой экзотической внешности я ни разу не встречал. Может, полукровка? Спохватившись, взглянул на ауру и присвистнул – ничего подобного в жизни не видел! Льйи Тайги девушки была совершенно не похожа ни на один из видов, населяющих Айрос: белоснежная, как и оболочка хозяйки, она тем не менее отливала всеми возможными цветами и оттенками. Сосредоточиться на каком-то одном не представлялось возможным, и я вернул обычное зрение, краем глаза отметив щупы, идущие от человечки ко мне. Судя по их виду, они носили восстанавливающую и питательную функцию.
Вот и таинственный целитель. Уж не ее ли голос я слышал в преддверье Пределов? Погрузившись в изучение ауры, я не сразу заметил, что одета она была в синий шарсай из безумно дорогой ткани, но очень простого покроя. Из бокового разреза торчала острая коленка подложенной под себя ноги. Наручи были только на запястьях, без перехода на кисти, и я машинально сместил взгляд снова на лицо. Бывшее еще секунду назад безмятежным выражение сменилось каким-то отрешенно растерянным. Девушка нахмурилась, заметалась во сне. Горькие складки залегли в уголках рта, с губ сорвался тяжелый выдох-стон. И тут из-за ее спины на плечо выполз кагарш, рукоклешнями перебирая синий мех на туловище над глазами.
Мир для меня замер. Убить, встать, защитить, предупредить, в конце концов, сделать хоть что-нибудь! Сотни мыслей-действий за одно мгновение, и никакого результата. Ни одного звука из застывшего в судороге ужаса горла. Только рука крепко сжалась в кулак, и отросшие ногти впились в ладонь, не причиняя боли.
Кагарш же, бросив на меня изучающий взгляд, переместился на плечо и по руке подполз к лицу человечки, находящейся во власти кошмара. Его маленькие лапки мягко и, я готов поклясться, заботливо забегали по ее щеке. Девушка вздрогнула и пришла в себя. Не поднимая век, она провела рукой по глазам, прогоняя остатки сна и, нежно обняв паука, притянула его ближе к себе, отчего он пискнул и скрылся под подбородком. Короткая фраза на тягучем языке, расцвеченная цветами благодарности, и тиски ужаса отпускают мое и без того неподвижное тело, сменяясь безмерным изумлением. Прирученный кагарш! Да старые плетуны Академии язык бы проглотили, только узнав о такой возможности!
Через мгновение я потерял нить мысли, потому что утонул в нефрите распахнувшихся глаз и буйстве сменяющих друг друга эмоций. Изумление, недоверие, радость, смущение, надежда, робость мелькали с такой сумасшедшей скоростью, сменяя друг друга, толкаясь и возвращаясь снова, что я даже задохнулся. Удивительного, непередаваемого оттенка блестящие глаза тут же потемнели от беспокойства, а их хозяйка оказалась рядом со мной, положив одну руку мне на лоб, вторую на грудь в районе сердца. Ее ладони были мягкими и слегка прохладными, я старался не думать о том, что они обнажены больше, чем того требовало приличие, и сосредоточился на действиях человечки. Произведенная диагностика явно удовлетворила ее, и она с немного растерянным видом, слегка замешкавшись, вернулась в кресло.
Наши глаза снова встретились, но теперь я не мог читать ее, легкая серая вуаль накрыла льйини и не давала разобрать охватившие целительницу эмоции. Она, не скрываясь, изучала меня, довольно долго всматриваясь в глаза и разглядывая лицо, рука ее при этом машинально гладила кагарша, устроившегося у нее на коленях. А когда она наконец заговорила, я понял, что это еще не все сюрпризы, которые может преподнести это странное существо, внешне так похожее на человека.
– Приветствую тебя, хассуэре, в моем доме. Надеюсь, ты простишь приютившей тебя все действия, совершенные за время твоего отсутствия в пределах мира, потому как проделаны они были с благими намерениями?
Ее голос чуть дрожал от сдерживаемого волнения, но фраза была сказана на безупречном высоком темном – языке, на котором говорили правящие Дома, а так говорили, возможно, только старейшины ближнего круга.
Придя в себя, я медленно закрыл глаза, отвечая утвердительно на ее вопрос, и еще раз, приветствуя ее саму.
– Меня зовут Лиссанайя. А еще – Нишасса. Это прозвище – Игрунья со смертью – дал мне учитель. Я взяла на себя смелость позаботиться о твоем… кхм… теле, пока дух блуждал в Преддверье. Рада твоему возвращению. Позволь представить своего друга. – Она приподняла кагарша на ладонях, чтобы мы с ним лучше видели друг друга. – Его зовут Рюш, и он не причинит тебе зла.
А вот я бы не был так уверен в этом. Видимо, она прочла это в моих льйини и порывисто воскликнула:
– Когда воин узнает обстоятельства, он отбросит всякие сомнения.
Было видно, что, хоть она и прекрасно владела языком, церемонное построение фраз давалось ей с трудом. Я недовольно поморщился, насколько мне это позволяла мимика – сам терпеть не могу церемонии, а уж в таких обстоятельствах и подавно. Способность двигаться все не возвращалась, с трудом удалось прогнать мысль о парализации или сломанном позвоночнике. Тут же, словно отвечая моим мыслям, по телу заструились льйини силы, возвращая слабую чувствительность конечностям. Я смог повернуть голову обратно и даже подтянуть руку к груди.
– С твоим телом все в порядке, хассуэре. Просто ты давно пребывал без движения, вот оно и не желает слушаться. Также требуется восстановить силовые льйини, что невозможно было сделать, пока ты находился без сознания, – услышал я голос Лиссанайи. – Сейчас я немного подтяну тебе льйини извне, чтобы ты мог поесть, но потом придется восстанавливаться самому. Я помогу тебе сесть.
Она склонилась надо мной, просунув одну руку под шею и плечи, приподняла меня от ложа, второй рукой положила дополнительные подушки из ниш в стене. Я попытался было помочь ей, облокотясь на руки, но они позорно подогнулись, отказываясь нести вес тела. Девушка натужно крякнула, подтягивая меня выше и устраивая в полусидячем положении. Подтянула легкое покрывало, похоже, ее абсолютно не смущала моя нагота, и провела рукой по моим волосам, убирая их со лба.
Даже если бы я мог, не успел бы остановить это. Несмотря на слабость тела, защита никуда не делась, и сейчас я чувствовал, как мощные разряды аккумулируются на кончиках волос и срываются на ладони человечки, а у меня не было никаких сил сдержать эту навязчивую защиту.
Но увидеть обугленный труп мне не пришлось, потому что совершенно ничего не произошло – Лиссанайя еще несколько раз провела по волосам, располагая их по подушкам. Легкая, немного грустная улыбка скользнула по ее губам, как будто ей нравилось то, что она чувствует.
Конец ознакомительного фрагмента.
ТЕМНЫЕ СЕСТРЫ.
Лиловое...
Какое оно? Красный, синий и капелька желтого? Какой именно красный - краплак, кармин, алый, пурпурный? А синий? Индиго, ультрамарин, лазурь? Сколько нужно желтого, и желтый ли необходим? Может быть, золотистый, охра или оранжевый?
Что есть эти красный, синий и желтый? Основа, - скажете вы и окажетесь правы. Основа цвета, палитры, спектра.
Лиловое...
А может оно иное? Как закатное небо в звенящей тишине осенних лугов, как хвост ночной птицы, поймавший на мгновение свет звезд, или как рассветное утро с прозрачным воздухом затухающей за холмами грозы...
Для меня лиловое стало всем: жизнью и смертью, истинной любовью и ненавистью, настоящим другом и лютым врагом. Но готова ли я променять то, что было лиловым на любое другое?
Уже нет, всегда нет, никогда...
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЛИЛОВОЕ.
ПРОЛОГ - ОСОЗНАТЕЛЬНЫЙ.
Вероятно, если что-то потерять, можно приобрести кое-что взамен. Вопрос лишь в том, насколько оно вам необходимо.
Дыши! Слышишь, дыши, я тебе говорю!!
Дыши! Дыши же!! Shaghanh maarlaness arshehness! Ну! Шарртат! Neshmeth rashith assasch!
Ту алорен айреш!
Давай, Остроухий!
Отчаяние темной удушливой волной накатывало на метущийся в панике разум с каждой продолжительной остановкой сердца спасаемого мной существа. Вы когда-нибудь пытались разговаривать с отбивной? А потрошеной тушей?
Трудно представить, что окровавленный кусок мешанины из мяса и костей, над которым суетилась ваша покорная слуга, был когда-то живым. Собственно, не нужно быть специалистом, чтобы понять, что сердце биться категорически не желает - его было отлично видно в щель меж ребрами и кусками легких. Я бы тоже при таком раскладе устроила бойкот израненному организму, ради чего, прикажете, стараться, если ни одной целой части тела нет! Вот только меня такая ситуация абсолютно не устраивала!
Рюш! Перестань мельтешить, ты мешаешь мне сосредоточиться!
Что... что же я делаю не так? Обезболивающие, кровоостанавливающие щупы стоят, льйини силы ускоряют регенерацию поврежденных органов, начиная с внутренних наиболее сильно пострадавших. Если распустить зрение, то видно только сплошной кокон из силовых льйини, клубком опутавший израненное тело. Одной мне ни в жизнь не справиться, эх, Мастер, за что ты бросил меня? При мысли о наставнике защипало глаза и перехватило дыхание. Наручем размазав злые слезы по пыльным щекам, нахмурилась, собирая разбегающиеся мысли.
Сила моего мастера, покинув пустую уже оболочку тела, создала, точнее, упорядочила созданный моими стараниями восстанавливающий кокон. По сути, одна жизнь была отдана за другую.
Да, мастер был тяжело ранен, но он был жив и в сознании! С его помощью я в два счета поставила бы его на ноги. Но он решил уйти, наказав вытащить вот ЭТОГО типа с того света! Как такое вообще возможно осуществить?
Kharakh! Будь проклят этот Путь! Великая Плетунья, неужели так все и было задумано?! Но что же делать дальше, ведь, несмотря на принимаемые меры, улучшение не наступало, более того, с каждой минутой сердцебиение становилось все реже.
Думай, Лиссэ! Как говорил учитель - не бывает безвыходных ситуаций, в крайнем случае, воспользуйся окном или пробей стену!
Вот стена-то, как раз и не хочет поддаваться!
Рюш!! Да в чем дело, в конце концов! Что с тобой происходит? - сказать, что я была изумлена, - это не сказать ничего. Мой кагарш вел себя слишком странно, чтобы оставить это без внимания. Маленький, чуть больше ладони, суетливый паукокраб с ярко-синей мягкой шерстью, покрывающей шаровидное тельце, сновал у меня перед глазами, перебирая шестью длинными стального цвета ножками. Рукоклешни возбужденно топорщились над плоской головенкой с восемью сверкающими глазами. Периодически из-под длинных как у птицееда клыков раздавались пронзительные трели.
Издалека легко принимаемое за экзотическую птичку это создание являлось самым опасным в этом мире существом, о чем и предупреждал ультрамариновый цвет окраски. От его яда не существовало противоядия - ни химического, ни магического, ни какого-либо другого. Спасало только то, что раздобыть яд было крайне сложно, практически нереально.
Я замерла, считывая путаные импульсы льйини, посылаемые во все стороны моим маленьким другом. Понимание прорвало плотину на реке словарного потока, неся с собой, как и полагается, один мусор, состоящий из ругательств: на себя - "дуру тупую", "остроухого идиота, влипшего в такую историю" и "мастера, умершего так некстати". А еще на маленького бесстыжего кагарша, который давно уже мог бы сообщить мне сею "распрекрасную" новость, что наш спасаемый - отравлен! Причем отравлен fathashi!!
Мдаа, кому же ты, милый, дорогу - то перебежал? - я сочувственно покосилась на то, что должно было быть лицом. - Однако, какой же ты везучий тип! Твои недруги явно не могли бы предположить такого!
Да и никто не мог бы! По словам мастера лишь единицы знали о противоядии от fathashi, а если и знали, сделать все равно ничего не могли, ведь производит противоядие, равно как и яд, только живой кагарш и только по своему собственному желанию.
Давай, миленький, ты давно знаешь, что делать, - шепнула я нетерпеливо переступающему паучку. И, отодвинувшись в сторону, тяжело привалилась на камень, неосознанно сжимая и разжимая кулаки. Рюш деловито защебетал, пробежал по окровавленному телу и замер на предплечье возле запястья. Мое в ответ слабо запульсировало - нервишки лечить надо! Повезло остроухому - у него обезболивание по полной работает, мне в свое время такой радости не досталось.
Секундное промедление и острые клыки до основания вонзились в руку. Тело выгнулось в первой судороге, как только яд пронесся по организму, сердце зашлось в конвульсиях, пропуская отравленную кровь. То ли еще будет, вторая волна - переработанный яд! Прикрыв глаза, я переживала события произошедшие год - полтора назад. Тело почти забыло боль, но разум отказывался вычеркивать ее из памяти, каждый день, находя напоминание на внутренней стороне правого запястья в виде двух треугольных шрамов от полых клыков кагарша.
Это был самый жестокий из уроков, что преподносила жизнь, и преподавал мне мастер, пусть даже и не совсем запланированный. Привычка задумываться о последствиях после таких действенных мер, у меня задержалась надолго - дня на два точно! По прошествии моей двухнедельной комы я просто не могла плести в полную силу, но больше всего довлело чувство вины.
От моих опрометчивых действий рухнули плетеные дома-ксоты. Эти большие, синие, похожие на сталактиты, сосульки вместе со всеми своими обитателями оказались в соке раздавленных ими грибов Гуу. А делов-то было проследить, как следует льйини камня и не путать их с воздушным карманом скрытой пещеры, под завязку наполненной газом. В итоге, пожалуйста, получите взрыв и землетрясение. Много тварюшек погибло, а часть была обречена на смерть в изгнании. Ядовитый сок пещерных грибов, который был для них пожизненным стерилизатором, не оставлял шансов на возвращение.
Вот бы мне в свое время такое средство да домой от тараканов! Надо сказать, что я с детства не боюсь насекомых. Совершенно спокойно отношусь ко всякого рода жучкам, паучкам, обожаю гусениц, несколько опасаюсь сороконожек и абсолютно не переношу тараканов. Эти желто-коричневые твари вызывают такой приступ брезгливости и отвращения, практически граничащий со страхом.
Я плакала навзрыд, наблюдая, как трогательно выпавшие паучки прощались с теми, кто остался наверху, а потом медленно расползались в разные стороны. Один из них, видно еще совсем детеныш, если такое можно сказать о паукокрабе, никак не мог понять, почему некогда такие родные и заботливые сородичи теперь не пускали его домой, который он еще ни разу не покидал, и обстреливали его сгустками яда, не давая приблизится. Так, жестоко теснимый недавними собратьями он отходил все дальше и дальше, пока, оступившись, не укатился совсем далеко в сторону.
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Додумать я не успела, потому, что зрение внезапно прояснилось. Но моя радость недолго длилась. Встав, я покачнулась и грохнулась в обморок.
Очнувшись, увидела радугу перед глазами, а проморгавшись, поняла, что это не совсем радуга – это те самые разноцветные нити, тянущиеся от меня к старичку, который с важным видом склонился надо мной. Выражение его лица изменилось, и я заметила, что поменялся как порядок и цвет нитей, как и их изгиб.
И тут меня осенило! Так вот как выглядит язык льйина квэлли! Это язык этих светящихся линий! Мой учитель заметно усмехнулся и радостно закивал! Линии подхватили улыбку и понесли ее в мою сторону, окрасив нежно-розовым цветом.
Я села и улыбнулась в ответ. Пучок марганцовых нитей от меня рванул к деду Герасиму. Он удивленно заморгал. Я поняла! Это не так уж трудно, нужно понять краски и оттенки эмоций – вот и язык освоен. Радостный пунцовый клубок помчался к изумленному старичку. Он нахмурился – его линии окрасились в невообразимое множество цветов.
Я озадаченно замерла. А это, видимо, уже речь. Робко подняв глаза, заметила, что учитель одобрительно кивнул. Он читал мои льйини, как раскрытую книгу, тогда как в последнем его многоцветии я не поняла ничего. Ярко-желтый клубок льйини вырвался с моей стороны совершенно непроизвольно и совпал с голодным урчанием в желудке. Мои щеки налились румянцем, а дед ехидно захихикал. Последний пучок нитей звал меня за уже поднявшимся стариком в обратный путь в жилую пещеру, я подхватила высохшие вещи – это ж сколько мы болтали! – и поспешила за дедом.
Скрытый рычаг – и мы снова внутри знакомых комнат. Мастер дал понять, подкрепив жесты пучком нитей, чтобы я отнесла вещи и возвращалась в гостиную, как я про себя окрестила большущую пещеру с огнем. Черные ветки все еще горели, лишь чуть-чуть уменьшившись в размерах, – какое-то вечное топливо! Вернувшись, увидела, что на огне уже стоит котелок с водой. А мне Мастер протянул миску с кусками клубней и ступкой. Я принялась растирать корни, старательно следя за всеми льйини, исходящими от учителя. Их было очень много, и, как я поняла, это были не только слова и эмоции, но и некоторые мысли. Впрочем, о чтении мыслей я пока не помышляла, смогла вычленить из всего многоцветия только то, что учитель тоже очень голоден, хотя, возможно, и не так сильно, как я.
М-да, кто бы знал, что уроки цветоведения, по которому у меня, кстати, пятерка, не пройдут даром. Правда, цветовые таблицы, выкрашиваемые нами на занятиях, по многообразию не могли соперничать с количеством цветов и оттенков виденных мною линий. Но ключевым здесь является именно «видение» (с ударением на первый слог). Безусловно, основное, что преподавали юным художникам, кроме надобности тренировать руку, – это умение видеть, смотреть иначе, подмечать суть вещей, но раньше я не замечала за собой способности видеть какие-то цветные нитки. Видно, крепко приложилась головой, которая, кстати, стала совсем белой. Единственным плюсом было то, что волосы сохранили свою шелковистость, в отличие от обычно жестких, как проволока, седых. Но тут, скорее всего, сыграла свою роль наследственность – у бабушки были удивительной длины и красоты мягкие серебристые волосы. Мне всегда мечталось иметь такие же. Теперь вдобавок к белой матовой коже еще и волосы побелели, прямо альбиноска какая-то, хорошо хоть глаза не красные! А то можно в лабораторию подопытной мышью устраиваться.
Мы немного закрепили пройденное после сытной трапезы, и ко сну я отправлялась уже с некоторым словарным запасом.
Следующий день принес разочарование. Проснувшись в неплохом расположении духа и ни о чем не подозревая, я выползла на завтрак, состоящий из крепкого густого темно-коричневого напитка, чем-то похожего на какао с куском непонятно чего, по виду напоминающего резиновую губку, а по вкусу – макароны с сахаром. И тут я поняла, что Мастер очень внимательно следит за мной, а я не вижу никаких линий. Совсем ничего! Я потерла глаза, помотала головой – никакого результата.
Мастер же не выказывал никакого беспокойства, словно ожидал этого. Я помыла кружки в нише-раковине, обратив внимание, что вода странным образом обновляется – где-то был скрытый слив и приток, и вернулась к поджидавшему меня учителю.
Как и накануне, мы устроились на каменных столах друг против друга. Дед Герасим удобно уселся, сложив ноги по-турецки, а если добавить торчащие уши – точно был бы похож на магистра из «Звездных войн», цвет кожи только подкачал. Я скопировала его позу и попыталась вызвать нити перед собой. Ничего не выходило, и тут я почувствовала резкий толчок в спину, заставивший меня выпрямиться. Возглас изумления вырвался непроизвольно! Старичок угрюмо смотрел на меня, и безо всяких линий я выслушала нотацию о правильной позе и осанке. Прямо как моя тренерша по художественной гимнастике! М-да, было дело – в детстве скакала с ленточками и обручами. Между прочим, в жизни это помогло – гибкость и пластика никуда не делись, несмотря на то что спортом я бросила заниматься еще в школе, оставив для удовольствия нечастые игры в баскетбол на уроках физкультуры и стрельбу из винтовки в тире. Уж что-что, а стрелять я умела и любила.
Мастер глубоко задышал и закрыл глаза, я в точности повторяла все его действия. Медитация – не совсем мой конек. Трудно держать мысли в узде непоседам вроде меня. Но я очень старалась.
Очнулась от сердитого сопения и, открыв глаза, совершенно обалдела. Передо мной сидел злющий учитель с совершенно зеленой, как у магистра Йоды, кожей, излучая во все стороны индигово-фиолетовые линии ярости.
– Ой-ёй! – только смогла пискнуть я, когда к льйини моего учителя прибавились тонюсенькие разряды молний, заставившие меня вскочить и, жаля в мягкое место пониже спины, погнавшие перетрусившую меня в дальнюю комнату.
Забившись под одеяло, я глотала злые слезы – СНОВА! Понимая, что еще долго не смогу нормально сидеть. Волшебник-маньяк! Я же не нарочно! Просто думала о чем-то! Все, больше не реветь. За нахлынувшими эмоциями я даже не удосужилась удивиться реальности всего происходящего! Никаких слез! Особенно из-за такой ерунды! Просто он застал меня врасплох.
– Как и ты меня, девочка!
Я не сразу заметила, что в голове раздался чуть виноватый голос. Высунув нос из-под одеяла, увидела, что Мастер сидит на краешке моей кровати, неловко гладя меня по спине, боль в зад… задней части спины постепенно отпускала. В его льйини прочитывалось сожаление и раскаяние.
– Ты удивительная ученица, Лиссэ. Ты схватываешь за мгновения то, на что другим требовались годы терпеливых медитаций. Я не испытывал гнева со времен моей юности, а это, поверь, было очень давно. Путь, так давно сузившийся под моими стопами до узкой тропы, снова набирает ширину. Великая Плетунья связала наши льйини воедино и еще не скоро оставит в покое эту часть Полотна. Я должен подготовить тебя к выходу в мир.
– Да уж, сделайте одолжение. Очень хочется выбраться отсюда, – буркнула я.
– Во время медитации есть два пути: смотреть внутрь себя и смотреть вовне. Решай сама – результат будет различен. Не посылай свои мысли гулять без разбору. Сплети кокон спокойствия, помести туда главное и обращайся к нему.
Я совершенно запуталась в коконах и спокойствиях, в волнах подступающей дурноты, поэтому слушала уже вполуха.
Проснулась я только к вечеру, потому что камни в моей комнате светили уже довольно тускло. Я заметила некоторое время назад, что свет их различается по интенсивности и зависит, скорее всего, от времени суток.
После вечернего «чая» мы опять сели медитировать, я – с опаской, вернувший себе нормальный цвет кожи учитель – абсолютно бесстрастно. Попытавшись создать кокон, я добилась определенных успехов. Трудно было закрепить образ в сознании, но, когда наконец у меня получилось, я без труда увидела льйини, хотя глаза были плотно закрыты. В таком состоянии я свободно разбиралась в эмоциях, излучаемых учителем. Сначала он забросал меня оттенками чувств, немного освоившись, я начала различать отдельные слова.
– Нет, не путай мм… с мм… Видишь, смотри еще раз, вот так мм… переходит в спокойствие. – Комментарии мастера постепенно выстраивались во фразы и целые предложения.
Это было непередаваемое ощущение – разговаривать на языке без единого звука, одинаково с открытыми или закрытыми глазами. С закрытыми у меня получалось даже лучше. Так стали пролетать дни. Через некоторое время я поняла, как можно увидеть льйини, не прибегая к медитации. Нужно было лишь немного распустить зрение, как бы расфокусировать картинку, и тут же перед взором возникали тонкие разноцветные пучки.
Мастер учил меня не только разговаривать с ним, но и слушать окружающее нас пространство. Если достичь определенной концентрации, становилось ясно, что все вокруг оплетено этими длинными светящимися линиями, более того, погрузившись еще глубже, я с изумлением обнаружила, что все вокруг состоит из них. После такого погружения я провела в беспамятстве кучу времени, а учитель костерил меня на чем свет стоит. Вот и верь потом, что мир состоит из атомов, хотя, возможно, если посмотреть еще глубже… Как-нибудь в другой раз!
Далее стало ясно, что, воздействуя определенным образом на льйини, можно влиять как на сами предметы, так и на их структуру. Это полностью поглотило мое внимание. Я совершенно забыла, что нахожусь под землей, что рядом нет никого из друзей или близких. Если честно, то даже мысли о той далекой жизни не возникало. Потом придет понимание, что без помощи учителя здесь не обошлось. Выстраивая определенным образом график моих занятий (а занята я была с пробуждения до самого сна), он направлял мои мысли, не позволял погружаться в меланхолию или хандру.
Трудность заключалось в том, чтобы разобраться в бешеном многоцветии и разнообразии клубков плетений, а также вычленить, какие льйини к какому предмету относятся. Мастер объяснил, что на первое время ученику полагается жезл или палочка для помощи, так сказать. Вот откуда палочка у волшебников – озарило меня! Учитель на время одолжил мне свою ученическую палочку из черного камня, удивительно тонкую, но прочную, сказав при этом, что эту функцию может выполнять любой удобный предмет – хоть пальцами ковыряйся, был бы достигнут требуемый результат. Самому ему никакой такой предмет был не нужен, он воздействовал напрямую на льйини посредством мысленной команды и, как ни удивительно, воображения. Вот чего у меня было хоть отбавляй – так это воображения, за что я и получила очередной нагоняй от деда Герасима.
Он как раз показывал мне принцип воздействия на льйини с помощью палочки, когда мне пришло в голову вернуть себе нормальное зрение. Вот это была потеха! Маленький старичок в синем балахоне, стоя на каменной плите как на постаменте, активно размахивал палочкой. Он напомнил мне сумасшедшего дирижера, управляющего невидимым оркестром. Когда мой сдавленный смех перешел во всхлипы, я осознала свою ошибку, но было слишком поздно. Меня подбросило вверх тормашками высоко под потолок – длинные полы балахона, ставшего уже привычным, как вторая кожа (что странно, поскольку юбок я никогда не носила), свесились мне на лицо, обнажив мой тыл в трусах-шортиках ярко-желтого цвета, а потом я ощутила, как несколько раз прочная как плеть льйини прошлась по моим незащищенным ягодицам. Я взвыла! Никто и никогда не смел поднимать на меня руку, даже бабушка, а тут какой-то дед. Я схватилась руками за льйини воздуха и перевернула себя в нормальное положение. Потом в ярости потянула, и хворостина выпала из рук удивленного Мастера. Но вместо только лишь льйини плети мне попались и несколько других, поэтому из ниш на стене с грохотом посыпалась утварь вперемешку с заготовками еды.
Виновато потупившись, я слевитировала на пол. Мастер только покачал головой.
– Сама натворила – сама и разбирай. И смотри, чтобы все было как прежде в целости на своих местах! А я пойду отдохну.
Учитель вышел, а я с тоской посмотрела на груду черепков. Радовала лишь одна мысль – я летала!!! Ну в воздухе висела. Но ведь безо всяких там приспособлений. При случае надо повторить.
Вздохнув, поплелась разгребать завалы.
– Горох налево, пшено направо. Золушка, блин. А розы вырастут сами…
Так, бурча себе под нос, я принялась разбирать устроенный бардак. Собрать воедино разбившуюся посуду и просыпанную еду не представлялось сложным, а вот расставить все это в старом порядке – это проблемка. А Мастер слов на ветер не бросает, раз сказал расставить по местам, то так и нужно сделать. Аккуратно сложив восстановленные вещи на полу, я задумалась. Что-то я, конечно, помню, но чтобы все…
Что там учитель говорил? Слушать окружающее, расслабиться, сосредоточиться. Недавно я осознала, что могу получать удовольствие от медитаций, от того состояния осознания себя и мира, и мира в себе.
Так, а это что?! Я вдруг поняла, что нити собранных предметов имеют некое подобие бледных теней, тянущихся как следы к пустующим нишам. А это уже интересно! Не факт, что это то, что мне нужно, но за неимением другого стоит попробовать. Я связала тени с предметами, действуя все быстрее, где помогая себе палочкой, где руками. Все-таки это далеко не так просто, а палочка не совсем подходящий инструмент. Местами требовались совсем легкие касания.
И тут меня озарило! Я вскочила, бросив свое занятие, хотя только половина предметов заняла свои места, и метнулась к себе в комнату. Там торопливо раскрыла этюдник и достала пачку кистей. Сразу отбросив несколько с жестким ворсом, внимательно оглядела оставшиеся. Могли бы подойти все, но я выбрала одну – мою любимую колонковую с плоским упругим ворсом средней длины. Вернувшись к месту наказания, я поняла, что кисть – это идеальный инструмент! Где-то работая ворсом, местами тонким деревянным черенком, я справилась с оставшимися предметами за считаные минуты.
– А розы вырастут сами, – пропела я и взмахнула новым инструментом. Проводя волосками кисти по ближайшим льйини камня и воздуха, я рисовала – создавала рисунок розы, с удовлетворением обнаружив, что цвет нитей меняется от такого воздействия. В какой-то момент стало ясно, что окружающих меня льйини не хватает, и я вплела в узор одну из своих нитей. Действовала, полностью положившись на интуицию, ведь я не знала, как выглядят льйини розы, а остальное дорисовало воображение и услужливо подкинула память.
Наконец удовлетворившись результатом, я опустила кисть – передо мной висел трехмерный рисунок розового куста. Ну вот и 3D MAX не надо учить. Сфокусировав зрение, я восторженно замерла, куст был самым настоящим. Потрогав листок, я почувствовала все прожилки и шероховатости, а шип на стебле тут же впился в палец, подтверждая материальность стебля, стоило мне всунуть руку глубже в зелень. От негодования меня отвлек тонкий запах чайной розы, источаемый нежными цветками.
Так, непорядок. Не будет же куст все время висеть в воздухе – поливать невозможно, вон и корешки болтаются. И я решила посадить его прямо в пол, размягчив камень до состояния песка.
Опустив свое творение, я вдруг встретилась с ошарашенным взглядом учителя. Интересно, давно он там прячется за кустом?
– Невероятно… – пробормотал он.
– Мастер, я все расставила, – заикнулась было я, но он только махнул рукой, неотрывно глядя на цветок.
– Настоящее творение… – донеслось до меня его бормотание, – ни тени иллюзии!
– Но учитель! – возмутилась я. – Мы еще не проходили иллюзии.
Он оторвался от созерцания розы и шумно выдохнул. Потом озадаченно моргнул и вдруг начал заразительно смеяться.
– Девочка моя! – донеслось до меня сквозь бурное веселье. В таком состоянии я не видела старика еще ни разу. – Ой не могу! Мы иллюзии, видите ли, не проходили!
Он смахнул слезу со сморщенной щеки.
– И поэтому ты решила прибегнуть к созиданию! Бедное мое дитя!
– Ну, как говорится, на безрыбье и…
– И яйцо – икра. – Старичок захохотал еще сильнее, увидев мою надутую физиономию.
Оригинальная трактовка. Я чувствовала себя неважно – как будто марафон пробежала, а тут еще издеваются ни за что. Нормальный куст!
– Ты хоть знаешь, Лиссэ, что талантом создания предметов – не преобразованием структуры уже существующих, а именно созданием новых льйини и плетений, – обладают единицы в этом мире?
Ну, мне приятно, что я такая вся из себя расталантливая, ну и что? Зато я иллюзии не умею создавать.
– О, дитя. Это по сравнению с созиданием – цветочки! – И Мастер снова захохотал.
Каламбурист!
Дед Герасим утер слезу и вмиг стал серьезным.
– Самое главное, что ты должна запомнить, это неизменность потока силы при созидании живого. То есть ты навсегда остаешься связанной с тем, что создала. И если ослабишь поток вливания энергий, особенно своей собственной, то рано или поздно твое творение погибнет. Полноценное Создание – это привилегия богов, увы недоступная обычным существам. Всегда – повторяю, всегда – проверяй наличие дочерних льйини в плетениях. Забудешь – и свяжешь себя навеки. После определенного момента процесс созидания становится необратимым, расплести не получится, придется только рвать. С неживыми предметами легче, если только они по определению не должны нести в себе энергию, в противном случае ее запас исчерпаем.
Я обиженно насупилась – ни минуты без нотаций – и пошла спать. Камни уже еле светили, показывая, что время-то позднее. Уже засыпая, вспомнила странную фразу учителя – «в этом мире». В этом мире… В ЭТОМ мире! А в каком таком этом? И провалилась в сон.
Едва продрав глаза, я торопливо оделась и побежала в гостиную. Мастер был там. Он сидел прямо напротив куста, прикрыв глаза, явно наслаждаясь витающим вокруг ароматом.
– Это прекрасно, Лиссанайя. Рад, что успел увидеть такое творение до ухода за Серую пелену. В нашем мире ничего подобного нет. Сама придумала или по памяти?
– По памяти. – Я старалась собрать все силы и заставить сердце биться помедленнее.
– Ты была не совсем готова для того, чтобы осознать этот факт, дитя, поэтому и закрылась сама от себя. А я немножко этому поспособствовал. Да, этот мир не твой, и шансов вернуться у тебя не так много. Стихийные порталы – великое благо и большое зло нашего мира, но сам мир не хороший и не плохой, он такой, каким мы сами хотим его видеть. Ты должна научиться видеть вдаль, научиться плести из льйини и пользоваться порталами – только таким путем ты имеешь шанс вернуться.
Я не шевелилась, не могла, стояла как громом пораженная. В последнее время часто приходилось уговаривать себя, что я нахожусь под землей, но на Земле! Ввиду того что с каждым прожитым часом в душе нагнетались сомнения. Но мне необходимо убедиться, увидеть своими глазами! Старик понял и кивнул каким-то своим мыслям.
– Ты увидишь, Лиссэ. Необходимо подготовиться, не всякий мастер сможет выдержать такое. Но у тебя получится, я помогу.
Моя подготовка, точнее медитация, длилась несколько дней. За это время я не съела ни крошки, но иногда Мастер подносил мне воду. Следуя его указаниям, я погрузилась в окружающее пространство, изучая плетения воздуха в тоннелях, толще камня, причем, различая малейшие изменения породы, замечала льйини каких-то странных живых существ, больших и маленьких. В определенный момент я с удивлением обнаружила, что пещеры наполнены жизнью, в массе своей весьма опасной. Все пространство, внутренности скал были окрашены тревожными оттенками синего.
Вот в общем рисунке льйини я заметила легкое присутствие учителя. Его нити потянули меня куда-то вверх, давая понять, что я уже готова. Легкая как перышко, я оторвалась от своего тела и взмыла к потолку, который не представлял больше преграды, пропускал мое сознание, как нож масло. Так пробирались мы довольно долго, и я с ужасом ощутила всю массу камня над моим каменным домом. Неожиданно привычные льйини закончились, вокруг колыхались только нити воздуха, и не простого, а свежего подвижного воздуха большого открытого пространства.
Я собрала зрение и замерла, оглядываясь. Надо мной было небо – безбрежное, чистое, прозрачное и чужое. Бледно-лилового цвета с ярким холодно-белым солнцем и далекими росчерками фиолетовых облаков. Такие краски у нас можно наблюдать разве что в самые ранние минуты заката, здесь же светило явно было в зените, не собираясь еще на боковую. Опустив взгляд ниже и придвинувшись к границе скалы, я увидела насыщенную лилово-оранжевую массу леса. Все – и цвета, и структура окружающего меня пространства – было чуждым, но безумно красивым.
Я подвинулась еще ближе к краю уступа и всмотрелась в колышущееся растительное море. Преобладал лилово-коричневый колер, но то тут, то там возникали всполохи желтого, оранжевого, кислотно-зеленого, фиолетового, серого и нигде обычного травянистого цвета и знакомой формы кроны. Больше всего деревья были похожи на громадные лишайники, грибы или водоросли без привычных листьев, но местами с аналогом оных. Над кронами порой проносились существа, издали похожие на гигантских насекомых. Возникло ощущение, будто либо я стала крошечной, либо здесь что-то не то с масштабом. В гущу леса заглянуть обычным зрением не представлялось возможным, и я вновь размыла картинку перед глазами. Внутри все было наполнено жизнью… и смертью. Большие и маленькие твари ползали, летали, бегали, прыгали, дрались, кусались и ели друг друга.
Обычный такой будний день среднестатистического газона, только увеличенного в миллионы раз. Что за Создатель обладал таким бурным воображением?
Прямо перед глазами возникло громадное существо, похожее на гибрид ящерицы и саранчи. Оно было покрыто пурпурной чешуей, начиная с яйцевидной головы и заканчивая длиннющими задними ногами, сейчас сложенными и прижатыми к оранжевому брюху. От гудения крыльев, не различаемых из-за частоты махов, заложило уши.
Я не успела даже испугаться, как эта саранча резко метнулась куда-то вниз и взмыла мгновение спустя, сжимая в передних шести лапах нечто извивающееся длинное, мохнатое.
Тварь уже скрылась из виду, а звон в ушах все не проходил. Яркие нити взметнулись прямо перед глазами. Учитель сердится. Да он в бешенстве! Похоже, пора линять отсюда. И я провалилась в уже знакомые, такие спокойно статичные льйини гор. Звон в ушах перешел в рев реактивного самолета. Я совсем потеряла направление. Все одинаковое – камни, камни, тоннели, камни. Что же это такое, куда дальше? Не могу сосредоточиться, все плывет – сиреневый всполох учителя, только не упустить! Я последовала за ним, чувствуя, что льйини вокруг теряют свою цветность. Гризайлевая картинка смазалась, когда я наконец почувствовала свое тело и шумно вздохнула.
С трудом разлепив веки, увидела перед носом кружку с горячим напитком – учитель как всегда в своем репертуаре, ну все успевает.
– Ты молодец, Лиссэ, справилась. Но твоя безответственность к добру не приведет.
– Спасибо, учитель, но я ничего такого не сделала. – От напитка становилось значительно легче, я вздохнула.
– Ты потеряла бдительность – забыла о времени! Эта наигрубейшая ошибка в нашем мире может стоить тебе жизни. Запомни накрепко! Такому в институтах не научат!
– Каких таких институтах? У вас институты есть? – оживилась я.
Учитель, похоже, был не рад такому повороту разговора.
– Тебе необходим сон, Лиссэ, для начала. Снова захотела увидеть границу Серых пределов?
– К-каких п-пределов? – Я вздрогнула. Эти бесцветные нити и есть пределы? Но как же тогда теневые льйини от предметов?
– Всему свое время, девочка, иди-ка спать. Все вопросы потом.
Следующий день принес с собой большие перемены. Во-первых, моя цель выбраться отсюда получила наконец свои окончательные границы, оказавшиеся границами целого мира, а не просто подземелья. Во-вторых, Мастер поменял мне программу обучения. Если раньше она состояла в основном из медитаций и уроков языка, то теперь к ним прибавились уроки по истории и географии мира, местное название которого – Айрос – я для себя перевела как Спектр, уроки сноргологии (опять моя интерпретация) – так в общем назывался животный мир, населяющий поверхность, недра и воздушное пространство. А тварюшки, соответственно, снорги. Потом уроки живого, то бишь разговорного и письменного языка, те еще уроки! Как немой с глухим! Что отчасти и было верно, так как я добивалась правильного произношения посредством повторения – вслух! – волнообразных колебаний льйини, поступающих от учителя. А он каким-то образом еще умудрялся поправлять меня при этом! И наконец, практические плетения. Очень много практических плетений!
Сейчас, спустя какое-то время, я понимаю, что Мастер таким образом выстраивал мой график, чтобы у меня не было ни одной свободной минуты на хандру и прочие глупости. И несмотря на то что тоска порой давала о себе знать, загруженность и искренняя увлеченность процессом помогали заталкивать ее глубоко в закрома памяти.
А увлечься было чем! Сам факт того, что во Вселенной мы не одиноки, заставлял кровь быстрее струиться по венам. А Спектр! Этот мир совсем не был похож на Землю!
Он был пригоден для жизни кислорододышащих, сила притяжения по ощущениям была одинаковой. Здесь, под землей в толще скал, я совсем не видела различий, что и позволило мне столь долгое время уговаривать себя, что я все еще дома. Наличие одного светила тоже немного их роднило, но сама природа была другой!
Начну с того, что у этого мира было целых четыре спутника. Два звались Светлыми Сестрами: в первую половину ночи начинала свой путь Теусанэйя – голубой ближний спутник Спектра, потом к ней присоединялась Лиссанайя – белый дальний спутник Спектра (в честь нее я получила свое новое имя), скользящая по большей орбите и последней покидающая рассветное небо. Две оставшиеся луны появлялись только раз в Светлый месяц (сорок дней) и назывались Темными Сестрами – в честь богинь Тьмы: Элуниэшь, старшей, и Нируэршь, младшей безумной сестры. В остальное время, по словам учителя, они все равно оставались на небосводе, вот только увидеть их было невозможно, лишь предположить приблизительное расположение по черным провалам в звездных скоплениях. Но они-то и правили бал.
С появлением на небе Темных Сестер в мире начинались разные катаклизмы – бури, смерчи, торнадо, тайфуны нещадно кромсали землю, так нежно лелеемую их светлыми антиподами.
Однако нельзя сбрасывать со счета мир, он не только выживал в таких стрессовых условиях, но и замечательно процветал! В чем немалую роль сыграла способность природы к сумасшедшей скорости регенерации. Это касалось всех коренных живых существ, населяющих единственный континент и многочисленные острова.
Сам континент представлял собой незамкнутое кольцо, полностью охватывающее весь Спектр, проходящее под углом почти сорок пять градусов: на Северном полушарии с северо-запада на юго-восток и на Южном полушарии с юго-запада на северо-восток. Разрыв находился где-то ближе к Южному полюсу и представлял собой десятикилометровый канал, соединяющий оба мировых океана и основную часть года скованный льдами.
Несмотря на то что Мастеру была известна география мира, по его словам, уже многие сотни лет никто не путешествовал вокруг света по Большому кольцу, чтобы подтвердить или опровергнуть давно известные догмы. Это было неоправданно долго и безумно опасно – в большей мере из-за населяющих мир сноргов, в меньшей – из-за ежемесячных природных катаклизмов, с которыми за тысячелетия истории населения мира разумные существа Айроса научились бороться.
Шоком для меня стало то, что Мастер не относился к человеческому роду, а был доргаардом, как он себя назвал, – серым гномом, как называли его народ остальные. Конечно, его внешность была немного нехарактерной для человека. В принципе с большой натяжкой его можно было бы принять за странного лысого карлика, но я-то уже считала его «своим». Для настоящего, по моим представлениям, гнома ему не хватало бороды, но оказалось, что настоящие бородатые гномы тоже обитали в этом многорасовом заповеднике, а вот у серых бороды не росли вовсе.
Второй новостью для меня стало основное по численности и старшинству возникновения население Спектра – народ нирашайя. В показываемых Мастером трехмерных иллюзиях я не сразу распознала темных эльфов. Дроу этого мира несколько отличались от тех, что рисовало мне мое воображение и описывали многочисленные книжки, иногда почитываемые мной в моменты редкого досуга. Кожа их была насыщенного лилового цвета и казалась порой темно-смуглой, а вот волосы были всех возможных цветов, как выяснилось впоследствии, это была всего лишь краска, так как при рождении они у всех были серебристо-белые, исключение составляли хассуры, но о них немного позднее. Единственное, в чем нашли согласие мое воображение и первое впечатление, – это их поразительная неземная красота, причем поголовная, характерная для всей расы дроу, заставляющая меня поминутно отвлекаться на уроках на сравнение бледной немощи в виде меня и этих ярких красоток и заглядываться на мужчин-дроу.
Вот и попала, что ни говори! Человечество представляло собой малочисленную народность по сравнению с остальными расами, и спасала его только высокая рождаемость, которая лишь немного превышала смертность в основном от тяжелейших условий, в которых приходилось выживать. Люди, виденные мною на объемных изображениях, были смуглы, темноволосы и походили на меня как трава на снег! Так что воспринимались абсолютно чужими.
Кто лишь отчасти напоминал мне меня, так это элуэйя – светлые эльфы, живущие крупными общинами в Роще ионисов и нечасто покидающие ее границы. Правда, цвет кожи и волосы у них были более золотистыми, не то что мои молочно-белые.
Сразу понять, что здешние дроу и эльфы не имеют с людьми ничего общего, можно было, едва заглянув им в глаза. Поначалу меня это просто потрясло. У темных глаза представляли собой черные провалы огромных бездонных зрачков, похоже не сужающихся под воздействием света, с темными радужками: индиговыми, фиолетовыми, багряными, практически без белков. Такие глаза могли быть у демонов в преисподней.
Светлоэльфийские очи производили не менее жуткое впечатление. Прозрачно-водянистые радужки почти скрывали белок, зрачок же мелкой пронзительной точкой чернел посередине громадного глаза. Такими могли быть ангелы апокалипсиса. Жуть, да и только.
Но, привыкнув, я поняла, что удивительные глаза нисколько не портили, а скорее подчеркивали безумную красоту этих созданий.
Была еще немногочисленная народность исишу, женщин которой никто никогда не видел без паршанов – коконов, скрывающих полностью фигуру и лицо. Мужчины скорее напоминали дроу, только с более узким разрезом глаз, черными волосами и менее смуглой кожей. Были и орки, кочующие в северных снежных долинах.